Глаза посветлели, потом снова потемнели в сознании поражения.
— Ничего такого, что было бы тебе нужно, — сказал индус. — Я десять лет работал красильщиком.
Рейнс вспомнил сцену мысленного нападения. Бороды. Зеленые бороды. Красильщик мог все время быть рядом с ним.
— Красильщиком? — повторил он, пытаясь, скрыть возбуждение в голосе.
Даже если действительно было, как он думает, это незначительная способность. Но псилюди всегда сочувствуют друг другу, хотя их способности могут быть несоотносимыми. И от этого человека он может ожидать более тесного сотрудничества, чем от любого другого проводника.
— Я могу тебя использовать, — сказал он. — Пойдем. Нужно поговорить. — Он обнаружил новое направления для исследования института Райна[2]. Он нем будут писать в книгах по истории, после того как поймут, что он спас мир.
Говру Чандит с благодарностью принял выпивку. Рейнс откинулся и спросил:
— Что ты хочешь сказать? Ты впервые обнаружил свою способность, когда на текстильную фабрику не привезли краску… Тебе нужно было выполнить норму. Ты в панике все равно пропустил ткань, и она окрасилась так, как ты хотел.
Говру кивнул.
— Можешь объяснить, как ты это сделал?
Индус помахал рукой у головы и пожал плечами.
Рейнс кивнул. Любой другой ответ не убедил бы его.
— Что сказали на фабрике, когда ты рассказал об этом?
Говру хитро улыбнулся.
— Увы, я бедный человек. Я никому не рассказал.
Рейнс мог следить за мыслями индуса, когда тот формулировал их по-английски. Поддельные химикалии. Говру крал на фабрике все, что не использовалось, и продавал это другим фирмам. Должно быть, это было прибыльное занятие.
— Почему ты сейчас там не работаешь?
В сущности он уже знал ответ. Новый процесс сделал красильщиков ненужными.
— Скоро я стал десятником на фабрике. Я был главным по всем красильным работам. Я очень процветал, занимался тем и другим. И в этом было падение.
— Не понимаю.
На самом деле он понимал, но лучше пусть говорит, чтобы выяснить все возможности.
— Я пил, — сказал Говру. — У меня были деньги, и я слишком много пил.
— И утратил свою способность?
— Все не так просто, — сказал Говру. — Нет, моя способность стала еще сильней. — Он ненадолго задумался. — Представь себе главного красильщика, который один окрашивает все материалы, проходящие через его руки. Я был так искусен, такими прекрасными были мои цвета, что самая бедная ткань преобразовывалась и продавалась за дорогую цену.
Однажды утром я пришел на работу, и меня затошнило. Я прошел в тайное помещение, где смешивал краски, и из меня вырвало весь мой завтрак. Голова болела. Я поднял ее и посмотрел на схему. Так много зеленого, так много красного и желтого, так много всего.
Красители были на месте, и я сложил их в сумку, которую мне позволяли выносить с фабрики. Трубы, заполняющие красильные чаны, проходили через все помещение. Как обычно, я сосредоточился на нужных цветах, соотнеся их с соответствующими чанами. Но голова у меня болела, понимаешь. Вопреки законам физики, она то становилась большой, то уменьшалась.
Говру Чандит помолчал и покачал головой, вспоминая тот день.
— Я сосредоточивался, пока все чаны не заполнились, после чего, как обычно, уснул. Весь день машины автоматически работали. Через чаны проходили ярды материи, рулон за рулоном, они окрашивались и сохли, и никто на них не смотрел, потому что операция автоматическая.
Потом пришел менеджер, чтобы осмотреть продукцию. Он потирал руки в ожидании прибыли. Развернул образец, посмотрел на него и закричал. — Говру печально посмотрел на Рейнса. — И вслед за этим криком меня уволили.
— Почему?
Говру развернул свою тюрбан и расстелил его, чтобы стал виден рисунок.
— Я проецировал. Видели когда-нибудь изображенную в красках головную боль? И не просто головную боль, а похмелье?
Рейнс торопливо отодвинул свою выпивку. Он хотел заговорить, но опасно даже открывать рот. Кризис миновал.
— Убери это!
Но Говру уже сложил ткань, так что рисунок больше не был виден. Такая ткань — очень неприятный сувенир.
Иган Рейнс молчал, разглядывая индуса. Этот человек честен и верен, это он видел. Но хотя он хорошо говорит по-английски, он не думает на нем, и большинство его мыслей скрыто на языке, который Рейнс не может перевести — мысленно или вслух.
