– Ведь ты же тот самый чувак…
– Ты о чем это, а, Том?
– Рокко, это ведь тот самый чувак.
– Какой чувак?
Большими пальцами обеих рук подцепив петельки для пояса, хиппарь-грамотей Том поддернул джинсы.
– Это же чувак из того видео. Ну, который врезал Аарону по морде. В парке.
Рокко сунул руки в карманы куртки.
– Вот это да. А ведь так оно и есть.
– Да говорю тебе, Рокко. Тот самый.
– Точняк, – сказал Рокко и улыбнулся Саймону. – Ну, говори, ты тот самый чувак из видео?
– Да.
В притворном испуге Рокко поднял руки и сделал шаг назад.
– Батюшки, только меня не бей, пожалуйста, – попросил он.
Хиппарь-грамотей Том засмеялся. За ним и остальные.
Потом уже Саймон утверждал, что почувствовал опасность еще до того, как все пошло не так.
Действительно, в человеке существует некий животный инстинкт, некий механизм выживания, наверное, еще с тех времен, когда люди жили в пещерах, в условиях постоянной опасности. У современного человека это шестое чувство, этот инстинкт находится в спячке, поскольку в нашем мире он редко бывает востребован, но, скрываясь где-то глубоко у нас в генах, он не утратил своей силы.
В подвал ввалился молодой человек, и волоски на шее у Саймона встали дыбом.
– Лютер, это ты? – спросил Рокко.
Все остальное произошло всего за секунду, от силы за две.
Лютер был голым по пояс, совершенно безволосая грудь его лоснилась от пота. По виду ему было чуть больше двадцати, он был мускулист, жилист, покачивался на пружинистых ногах, как боксер веса пера, нетерпеливо ждущий, когда ударит гонг. Широко раскрытыми глазами он уставился на Саймона и Ингрид и вдруг решительно, без малейших колебаний выхватил пистолет.
– Лютер!
Лютер прицелился. Без предупреждения, мгновенно и не говоря ни слова. Просто прицелился и нажал на спусковой крючок.
БАБАХ!
Саймон готов был поклясться, что он почувствовал, как пуля чиркнула в миллиметре от его носа и со свистом пролетела мимо. Он сразу вспомнил то время, когда занимался гольфом и его шурин Роберт однажды неудачно ударил по мячу, тот пролетел мимо его носа и врезался в стоящего рядом мальчишку, подносящего клюшки. Мальчишка получил сотрясение мозга. Дурацкое сравнение, конечно, но, когда пуля с визгом пролетела мимо и кровь брызнула ему на щеку, даром что все это произошло за какую-то секунду, на память ему почему-то пришел именно тот случай: игра в гольф в Парамусе, штат Нью-Джерси.
Кровь…
Закатив глаза, Ингрид рухнула на пол.
Словно в замедленной съемке, Саймон смотрел, как она падает. Сразу куда-то пропала эта чепуха, этот примитивный инстинкт выживания, который мог бы подсказать, что надо делать – спасаться бегством, или драться, или еще что-нибудь. Когда Ингрид, олицетворяющая для него целую вселенную, вся окровавленная падала на цементный пол, в свои права вступил совсем другой инстинкт.
Во что бы то ни стало защитить ее…
Не осознавая, что делает, он упал на нее, стараясь накрыть собой каждый квадратный дюйм ее тела и одновременно понять, увидеть, жива ли она, куда ее ранили и можно ли остановить кровотечение.
А где-то в другой части мозга билась мысль, что Лютер все еще здесь, что в руке его пистолет и, по всей вероятности, он будет снова стрелять. Но это была уже мысль другая, второго, а может быть, даже третьего порядка.
Защитить ее. Спасти ее…
И он рискнул, повернул голову и посмотрел. Лютер шагнул к нему и приставил ствол пистолета к его голове. С десяток мыслей почти одновременно вспыхнуло в мозгу Саймона – ногой выбить из его руки пистолет, откатиться, как-нибудь исхитриться и ударить, любым способом, пока он снова не выстрелил.
Но ничего нельзя было сделать. Он понимал и это.
И самому спастись уже не было времени, и тогда он подтянул Ингрид под себя еще больше, обвил ее всем своим телом, стараясь, чтобы ни одна частичка ее не оставалась незащищенной. Прижал голову к ее голове и приготовился к самому худшему.
Раздался выстрел.
И Лютер упал.
