– Я не хочу, чтобы она возвращалась в наш дом.
– Да ты что?
– Я серьезно, Саймон. Бог свидетель, я говорю серьезно.
Не один месяц, скрывая это от Ингрид, он разыскивал Пейдж. Иногда поиски были хорошо подготовлены и организованы, как, например, когда он нанял частного детектива. Но чаще всего это были хаотичные случайные попытки – он просто бродил по опасным, кишевшим наркоманами районам города и показывал ее фотографию обколотым грязным бродягам.
И дело всегда заканчивалось ничем.
Где она сейчас? – думал Саймон. Кстати, совсем недавно у нее был день рождения (интересно, думал Саймон, как она его отметила, устроила вечеринку с тортом и наркотиками? Или вообще о нем не вспомнила?). Может, она покинула Манхэттен и вернулась в тот городок, где училась в колледже и где у нее все пошло наперекосяк? Два раза в выходные, когда Ингрид дежурила в больнице и тем самым избавляла его от лишних вопросов, Саймон ездил туда и останавливался в гостинице «Крафтборо» неподалеку от студенческого городка. Пешком ходил туда, вспоминая о том, с каким воодушевлением все пятеро – Саймон, Ингрид, свежеиспеченная первокурсница Пейдж, а также Сэм и Аня – явились в кампус, чтобы помочь Пейдж устроиться, о том, каким безумным оптимизмом были охвачены они с Ингрид, какие радужные надежды питали на то, что здесь ей понравится, что это место со всеми его зелеными полями и лесами станет для выросшей в Манхэттене дочери родным домом, и о том, как вскоре эти надежды увяли и умерли.
В глубине души, так глубоко, что он даже сам не догадывался об этом, Саймону хотелось махнуть на все рукой и не искать ее больше. С тех пор как Пейдж ушла из дома, жизнь у них стала если не лучше, то, по крайней мере, спокойней. Сэм, который весной закончил школу Горация Манна, о старшей сестре и не вспоминал. Вся его жизнь вращалась вокруг друзей, экзаменов и вечеринок – а теперь он думал только о том, как подготовиться к учебе на первом курсе Амхерстского колледжа. Что касается Ани… Саймон и сам не знал, что она обо всем этом думает. Про Пейдж она с ним не заговаривала, – впрочем, Аня вообще говорила с ним не очень охотно. На все его попытки завести разговор она отвечала односложно: «прекрасно», «хорошо», «нормально».
А потом Саймон случайно нашел одну странную зацепку.
Однажды утром, три недели назад, в кабине лифта вместе с ним оказался сосед сверху по имени Чарли Кроули, офтальмолог. Обменявшись с Саймоном обычными соседскими приветствиями, стоя лицом к двери лифта и глядя на табло с мелькающими циферками этажей, Чарли смущенно и с искренним сожалением заявил, что ему «показалось», будто он видел Пейдж.
Саймон, который тоже уставился на табло, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, попросил рассказать поподробнее.
– Это было в парке… мне кажется, это была она, – ответил Чарли.
– Что, она шла куда-то через парк?
– Нет, не совсем шла…
Лифт остановился на первом этаже. Двери открылись. Чарли сделал глубокий вдох.
– Пейдж… я видел ее на Строберри Филдс. Она там играла на гитаре и пела.
Кажется, Чарли заметил ошарашенное лицо Саймона.
– Понимаешь… типа, мм… для денег.
В груди у Саймона что-то оборвалось.
– Для денег? Это как какой-нибудь…
– Я хотел дать ей немного, но…
Саймон кивнул, мол, все в порядке, пожалуйста, продолжай.
– …но Пейдж была… она будто не замечала, что творится вокруг, она, кажется, даже не поняла, кто я такой. Я побоялся, что…
Чарли замолчал, и так все было понятно.
– Мне очень жаль, Саймон. Честно.
Такие, значит, дела.
Саймон сомневался, стоит ли рассказывать об этом Ингрид, ему очень не хотелось ее расстраивать. Зато в свободное время он стал чаще прогуливаться в районе Строберри Филдс.
Но Пейдж так и не встретил.
Он заводил о ней разговоры с другими бродягами, которые играли и пели там, спрашивал, видели ли они ее, показывал фотографию на экране мобильника, сначала бросив в гитарный футляр пару банкнот. Кое-кто говорил – да, видели и могут рассказать еще кое-что про нее, если Саймон не поскупится и пожертвует что-нибудь. Он не скупился и жертвовал, но ничего не получал взамен. Большинство же честно признавались, что не знают этой девицы, хотя теперь, видя Пейдж во плоти, Саймон понимал, в чем тут дело. Между этой обколотой, исхудавшей, кожа да кости, женщиной и его некогда прелестной дочерью не усматривалось ничего общего.
