– Вы не против, если я выдам сотнями? – спросил он.
Саймон не возражал. Райш отсчитал нужную сумму.
– Не желаете ли пакет?
У Саймона был свой пластиковый пакет, который Ингрид сохранила после недавней поездки в «Забар»[44]. Он сложил туда деньги и втиснул пакет в рюкзак. Поблагодарил Райша и двинулся дальше.
Шагая по Бродвею в сторону больницы, Саймон позвонил Рэнди Спрэтту, генетику.
– Деньги у меня, – сказал он.
– Буду через десять минут, – ответил тот.
Саймон проверил, нет ли сообщений от Елены Рамирес. Ничего. Наверное, еще рановато. Но все-таки быстро набрал ей сообщение.
Встретились с Элисон? Сообщите, когда сможете.
Сразу ответа не последовало. Никаких пляшущих точечек, говорящих о том, что она набирает сообщение.
Саймон на ходу смотрел на экран, в основном для того, чтобы не думать о предстоящей встрече. С тестом он поторопился, даже запаниковал, совершенно не подумал о последствиях. Но теперь, когда у него оказалась свободная минутка – когда ответ, нравится ему это или нет, вот-вот встанет перед ним со всей реальностью пощечины, – он думал о том, что будет делать, если узнает худшее.
Что, если и в самом деле Пейдж ему не родная дочь?
А если и Сэм с Аней тоже не родные его дети?
«Притормози», – сказал он себе.
Но у него уже нет времени тормозить, разве не так? Голая правда, какой бы она ни была, катится на него, как товарный поезд. И смысла ее он до сих пор не может постичь. Но, это во-первых, Сэм на него очень похож, все это говорят, и хотя он сам этого не видит – как и любой родитель? – он знает…
Что он знает?
Нет, этого просто не может быть. Ингрид никогда бы с ним так не поступила. Но все равно назойливый голос в голове продолжал глумиться над ним. Вдруг вспомнилась статистика, он где-то читал, дескать, десять процентов отцов, сами не зная того, растят чужих детей. Или там было два процента? Или все это полная чепуха?
Когда Саймон пришел в пустой скверик позади педиатрического корпуса, Рэнди Спрэтт уже сидел в дальнем углу на скамейке. Он сидел очень прямо, глубоко засунув руки в карманы плаща и бросая по сторонам взгляды, словно испуганная крыса.
Саймон сел рядом. Они разговаривали, глядя прямо перед собой.
– Деньги принесли? – прошептал Спрэтт.
– Я что, заложника выкупаю?
– Так принесли или нет?
Саймон полез в рюкзак за пакетом. Он не спешил: сомневался, стоит ли открывать этот ящик Пандоры. Может быть, порой неведение – это благодать? Или нет? Он ведь жил вполне счастливо, когда ничего не знал о «тайнах прошлого» Ингрид.
Ну да, и посмотрите, к чему это их привело.
Саймон передал пакет с деньгами. На мгновение он испугался, что Спрэтт примется прямо здесь пересчитывать, но нет, пакет быстро исчез в кармане плаща.
– Ну? – сказал Саймон.
– Вы говорили, что один образец для вас приоритетный. Желтая щетка.
Во рту у Саймона пересохло.
– Да.
– Я в срочном порядке сделал анализ, так что это единственный результат, по которому у меня научно подтвержденное заключение.
Интересно, почему Спрэтт не сказал ему об этом до того, как получит деньги, хотя, может быть, это не имеет значения.
– И каково же оно?
– Положительное.
– Погодите, значит ли это…
– Вы – биологический отец.
Облегчение, сладостное облегчение волной прокатилось по легким и венам Саймона.
– И, кстати говоря – хотя полученные результаты лишь предварительны, – все указывает на то, что вы являетесь биологическим отцом всех троих.
Не говоря больше ни слова, Рэнди Спрэтт встал и пошел прочь. А Саймон остался сидеть, не в силах пошевелиться. Смотрел, как старушка в стандартном больничном халате, опираясь на ходунки, ковыляла к цветочной клумбе. Вот она наклонилась и принюхалась, как в прямом, так и в переносном смысле. Саймон в переносном смысле делал то же самое, просто наблюдая за тем, что творится вокруг. Группа молодых врачей-резидентов расположилась на травке и лакомилась шаурмой из ближайшей передвижной закусочной. Все они казались усталыми, но счастливыми, какой была некогда и Ингрид, во время своей резидентуры, когда она много работала сверхурочно, зато знала, что она одна из немногих счастливчиков, нашедших свое призвание.
