– Через два часа результаты по отцовству будут готовы.
Это был Рэнди Спрэтт из генетической лаборатории.
– Прекрасно, – сказал Саймон.
– Встречаемся во дворе за педиатрическим корпусом.
– Хорошо.
– Мистер Грин, вам знакомо выражение «оплата при доставке»?
Черт, с какой легкостью люди идут на коррупцию по мелочи.
– У меня будут наличные, – сказал он.
Спрэтт отключился. Саймон набрал номер Ивонны.
– Привет, – послышался в трубке ее неуверенный голос.
– Не волнуйся, – сказал Саймон, – я не стану тебя пытать насчет страшных секретов Ингрид. Мне нужна твоя помощь.
– Что случилось?
– Нужно снять со счета девять тысяч девятьсот долларов наличными, отделение банка рядом с больницей.
Сумма должна быть меньше десяти тысяч. Если больше, надо писать отчет о валютной операции в ФинСЕН[39]. Если в двух словах, отчет будет передан в службу налогового управления или в правоохранительные органы, а Саймону не хотелось сейчас с ними связываться.
– Прошу тебя, выручи.
– Хорошо, – сказала она, и потом после паузы: – А зачем тебе наличные?
– У меня тоже может быть свой секрет, не только у вас с Ингрид.
Не стоило так говорить, но уже было поздно.
Как только он отключился, дверь лифта открылась, и он увидел перед собой неказистый, плохо освещенный вагон. Люди продолжали заходить, пока не раздался предупредительный гудок. Вертикально уходящие под землю лифты метро, вероятно, лучше всего дают горожанам понять, что испытывает шахтер, погружающийся в угольную шахту, хотя, конечно, между лифтом подземки и шахтной клетью нет ничего общего.
Вагон был практически полон, хотя и не битком, не как консервная банка сардинами. Саймон решил постоять. Он ухватился за вертикальный поручень. Было время, когда в такой ситуации, чтобы избавиться от клаустрофобии в замкнутом пространстве вместе с незнакомыми людьми, он принимался просматривать телефон или читал газету, но потом привык, стал поглядывать по сторонам, смотреть на лица других пассажиров, и ему это даже стало нравиться. Вагон подземки – это особый мир на нашей планете. В нем можно видеть людей самых разных национальностей, вероисповеданий, убеждений и с разными гендерными особенностями. Можно столкнуться с публичным проявлением любви или ссорой. Здесь слышишь музыку, голоса, смех, порой можно увидеть и слезы. Здесь ездят и богатые, в дорогих деловых костюмах (как и сам Саймон), а бывают и нищие. В поезде все равны. Все платят за проезд одинаково. У всех равные права на сидячее место.
По какой-то причине в последние год или два люди перестали избегать пользоваться подземкой. Когда там не велись ремонтные работы и не было перебоев с поездами, подземка становилась своего рода убежищем.
На территорию кампуса Колумбийского университета Саймон вошел через центральные ворота, что на углу Бродвея и Сто шестнадцатой улицы. Те самые ворота, через которые он, старшеклассник, вошел сюда в первый раз, когда они с отцом приходили в университет в день открытых дверей, чтобы поближе познакомиться с предполагаемым местом учебы. Его отец, самый замечательный человек на свете, работал инженером-электриком в объединении IBEW[40]. И Саймон трепетал при мысли о том, что и его сын тоже когда-нибудь станет учиться в старейшем, входящем в Лигу плюща, университете страны.
Рядом с отцом Саймон всегда чувствовал себя в полной безопасности.
Но за две недели до окончания школы случилось непредвиденное: отец Саймона скоропостижно умер по пути на работу в Милберн, штат Нью-Джерси. С ним случился инфаркт. Это был страшный удар для семьи и во многом начало конца. Когда у Саймона появились свои дети, он все старался припомнить, каким был его отец для него самого – так прилежный ученик старается подражать мастеру, – хотя при этом у Саймона всегда оставалось чувство, что он до отца недотягивает.
Любят ли его дети так же, как сам Саймон любил своего отца?
Почитают ли они его так, как он почитал отца?
Дает ли он своим детям то же ощущение безопасности, какое у него самого было рядом с отцом?
И главное: заботился бы его отец о своей дочери, не спуская с нее глаз, допустил бы он, чтобы она превратилась в наркоманку? Стал бы безвольно стоять рядом, когда стреляют в его жену?