Потом он получает удар отвратительно скользкого холодного хвоста по руке или по лицу, потому что первая приблизившаяся к нему вплотную крыса резко разворачивается, наткнувшись на человека, и при этом хлещет его своим хвостом. Затем она возвращается и словно ощупывает человека, иногда нанося при этом первый укус, часто болезненный, обычно напоминающий сильный безжалостный щипок.
Если человек обладает хотя бы слабой способностью к ночному видению, или же он просто привыкает к темноте, в которой долго находится, то он в этот момент различает вокруг себя слабые красноватые двойные огоньки — глаза крыс.
Он может — если крысы дадут ему на это время — заняться арифметикой отчаяния. Потому что, если стая охвачена инстинктом нападения, стремлением атаковать, его часы сочтены. На него внезапно набросится вся стая, он захлебнется в живой волне, будет закусан, обескровлен и сожран в невероятно короткое время.
Насколько бы это не казалось неправдоподобным, именно инстинкт нападения позволяет «зайцу» отвлечь крыс от непосредственных действий. Если верить Моншмейеру, он может спастись, если владеет секретом того, что немцы называют Gesellschaft[41].
Я знал нескольких океанских бродяг; все они настаивали, что дело обстоит именно так, и что только несведущие или аутсайдеры, не знающие «пароль», жестоко расплачивались за отсутствие билета.
Признаюсь, что я не знаком с удачей в этой ситуации. По сути, она не должна сильно отличаться от приема, использованного старым сторожем из Гента или английскими докерами.
Моншмейер (не знаю, это его настоящее имя, или ему в шутку присвоили имя одного из главных владельцев сегодняшней Ганзы?), по его словам, заключил договор с крысами гамбургского порта, то есть, на деле, с крысами всего мира.
Странные доказательства подтверждают подлинное могущество этого человека. Капитан большого клипера, курсировавшего между Германией, Чили и Соломоновыми островами, как-то пожаловался Моншмейеру на засилье крыс на его судне, заполонивших не только трюм, но и все прочие помещения парусника.
Моншмейер посетил парусник, облазив его от трюма до верхушки мачт. Он долго оставался в трюме, и капитан с удивлением увидел, как три крысы, одна из которых была альбиносом, остановились у ног короля безбилетников и некоторое время сидели, как будто внимательно прислушиваясь. Моншмейер шепотом не позволил капитану прогонять этих крыс, и некоторое время он и крысы молча смотрели друг на друга.
— Капитан, — наконец, сказал Моншмейер, — не имеет смысла прогонять эту стаю — сразу же на ее место придет другая, столь же неприятная. Но я обещаю вам, что отныне ваши постоянные крысы будут находиться исключительно в трюме и не станут портить товары. Вы только должны предупредить меня, когда погрузка будет заканчиваться. И, в особенности, не начинайте борьбу с крысами!
В этот день случилось происшествие, настолько обескураживающее, что только присутствие многочисленных свидетелей не позволяет считать его выдумкой.
Уже в сумерки, когда последние люки были закрыты, с набережной на палубу устремились стаи голубых крыс, этих жутких голландских крыс, ближайших родственников лондонских грызунов, нашествие которых около ста лет тому назад вынудило бежать население целого квартала.
Капитан решил, что он должен предъявить претензии Моншмейеру, и срочно пригласил его, но тот ответил, что нужно всего лишь подождать возвращения судна из рейса.
Как ни странно, но он сдержал свое обещание. Во время рейса ни одна крыса не появилась из трюма.
Один из офицеров команды рассказал, что во время плавания в трюме с промежутком в восемь-десять дней происходили настоящие сражения между крысами, сопровождавшиеся сильным шумом. Через короткое время гвалт сменялся полной тишиной.
— По-моему, — сказал моряк, человек с юмором, — это были настоящие продовольственные войны; схватка прекращалась, когда количество жертв оказывалось достаточным, чтобы служить некоторое время пищей для победителей. Война возобновлялась, когда оставшиеся в живых крысы снова начинали голодать.
Джордж Ж. Тудуз написал «Круг ужаса», драматическую историю, на которую обратили внимание составители антологии «Властелины страха» Андре де Лорд и Альбер Дюбекс. Одинокий маяк у берегов французской Гвианы стал сценой, на которой разыгралась жуткая драма.
