Одиночная крыса легко попадает в ловушку, гибнет в зубах пса-крысолова или под сапогом прохожего. Стая крыс легко преодолевает множество ловушек. Мысленная энергия стаи резко усиливается, словно накапливаясь в каких-то аккумуляторах.
Их групповой разум никогда не имел отношения к глупому бараньему разуму, ставшему знаменитым после рассказа Панурга, который относится не только к белым стадам наших блеющих друзей, но и к стадам диких буйволов, для которых достаточно простого шараханья, испуга или растерянности одного из членов, чтобы спровоцировать ужасную всеобщую панику. Результат — слепое бегство сотни тысяч глыб плоти, оставляющее после себя разрушение и смерть там, где промчался этот ураган безумия.
Стадный инстинкт овец, буйволов, диких лошадей — это инстинкт паники; инстинкт крыс, напротив, это проявление холодного ума, подчиненного одному или нескольким вожакам, редко становящихся заметными и нередко сменяющих друг друга, подобно предводителям треугольных стай диких гусей или журавлей.
Ученые сейчас уже начинают с тревогой обсуждать наличие мозговых волн, потенциально способных давать неожиданные результаты.
Одиночная крыса. Наблюдение в лаборатории за одиночным грызуном позволило получить лишь исключительно ложные представления о психологии крысы.
Это небольшое суетливое животное, злобное, постоянно испуганное. Я встречался с одиночной особью много лет назад, — в саду во Фландрии, где имел дело с тревожными эмоциями, характерными для тропических стран. Охотники в джунглях или лесостепи знают это неприятное чувство, когда тебе кажется, что за тобой наблюдает кто-то невидимый и враждебный.
Латем, летчик со стальными нервами, погибший от рогов буйвола, рассказывал, что однажды он почувствовал, что за ним наблюдают. Внимательно осмотревшись, он обнаружил находившуюся в засаде анаконду.
Я сам в средиземноморской обстановке однажды почувствовал со страхом, что за мной следит с любопытством и злобой чей-то взгляд. Оказалось, что за мной наблюдал из небольшой лужи, оставшейся после прилива, осьминог приличных размеров.
В другой раз в саду, примитивном, как монастырь беги- нок, я много дней подряд ощущал этот непонятный злобный взгляд. Однажды утром, на ярком солнце, мне почудилась среди привычной неподвижности травинок и цветов ромашки пульсирующая жизнь, похожая на колебание листа на ветру. Я уловил злобный угрожающий взгляд крысы, с бешенством во взгляде следившей за мной.
Я чувствовал, что был для нее врагом; при первом же резком движении моей руки животное мгновенно исчезло в бесконечных ходах, соединяющихся с трубами для стока нечистот.
Испуганная мышь забивается в укромный уголок и замирает; испуганная крыса, логово которой обычно соединяется с подземным лабиринтом ходов и туннелей, бросается в бегство, нередко уводящие ее за километры от того места, где она почувствовала первый укол страха.
Я знал, что она вернется; я расставил повсюду пружинные капканы и рассыпал отравленное зерно. Она не обратила внимание ни на первое, ни на второе. Мне пришлось пожалеть, что я неосторожно использовал отраву, которая привлекла доверчивых воробьев.
Однажды я сидел с соседским котом на коленях, лаская это большое мурлыкающее животное.
Он заметил крысу и широко открыл глаза, но тут же, словно застеснявшись, отвел взгляд, сделав вид, что его заинтересовали кружившиеся над нами ласточки. Потом он ушел, даже не принюхавшись к логову крысы.
Чуть ли не каждое утро я видел выглядывавшую из норы усатую крысиную морду, и ее демонический взгляд обливал меня проклятьями.
В нескольких шагах от норы я положил кусочек сала и ароматную корку сыра, но крыса, заметив меня, тут же скрывалась в грязной темноте своей норы, выражая писком свой гнев и разочарование.
У меня имелся карабин Флобер калибра 9 мм, стрелявший тяжелыми круглыми пулями.
На третий или четвертый день крыса вышла из норы. Это оказалось большое серое животное с рыжими пятнами. Она не выдержала и бросилась к приманке. Свинцовая пуля перебила ей хребет.
Я оказался свидетелем страшной агонии, оказавшейся необычной даже для меня, охотника и рыбака с многолетним стажем.
