— И только?.. — спросил доктор, вытирая проступивший у него на лбу обильный пот. — Только это?..
— Еще страх, невыразимый ужас, нечто невероятное, отвратительное.
Доктор Санторикс расстался с нами гораздо позже, чем рассчитывал.
Он не только постоянно дежурил возле меня; он стоял на страже возле моего разума. Он старался предугадывать мои мысли, утомляя меня широчайшим набором развлечений: рыбная ловля, теннис, бесконечные карточные партии, домино, триктрак, шашки… Но он отклонял шахматы, хотя и достаточно популярные в Голландии.
— Эта игра слишком утомительная для вашего мозга! — категорично заявлял он.
Однажды я застал его в баре; он был поглощен какой-то только что приобретенной книгой, на полях которой делал пометки.
Ночью я стащил у него эту книгу, чтобы посмотреть, что он написал в ней карандашом.
Книга оказалась популярным очерком, посвященным теории Эйнштейна. В подчеркнутом абзаце говорилось, что игрок в шахматы является привилегированным мыслителем, получившим, наряду с несколькими выдающимися математиками, возможность задуматься о четвертом измерении.
Эта фраза ничего мне не сказала, это были просто слова, но она что-то задела во мне; какие-то тайные струны завибрировали в моей душе, словно до нее донеслось приглушенное эхо таинственного колокола, затерявшегося в безграничном пространстве.
Глава третья Бар «У лукавого китайца»
Самоконтроль…
Не знаю, кто придумал это слово-гибрид.
Возможно, это был маньяк, испытавший частичную амнезию, пытающийся всеми доступными ему способами вспомнить свои вчерашние мысли и поступки.
По сути, именно этим я и занимался тайком от Гертруды и доктора Санторикса…
Но я упреждаю события; для меня самоконтроль отнюдь не был игрой[61]…
Я заметно окреп к этому моменту. Укреплению моего здоровья в значительной степени способствовала частая рыбалка на борту «Прекрасной Матильды». Кобюс искренне хвалил меня за умение прекрасно управляться с лодкой.
— С месье Жаком за рулем можно ничего не опасаться, — говорил он. — Не страшны даже неожиданные шквалы, приносящие с запада отвратительные запахи Англии.
Гертруда была счастлива и даже начала гордиться моими успехами.
По поводу этой замечательной женщины я могу рассказать забавный случай, позволивший нам на несколько часов забыть вечную атмосферу неизвестного и таинственного, которой нам постоянно приходилось дышать.
Я уже упоминал, что мой приятель, рыбак Кобюс, был владельцем замечательного палубного баркаса «Прекрасная Матильда» и имел долю в рыболовецкой компании своего шурина «Новая звезда». Его небольшой дом, выглядевший коттеджем, располагался в низине между двумя дюнами; возле него, в небольшом пруду с пресной водой, всегда галдело множество водоплавающих пернатых.
Когда он познакомился с Гертрудой, он подумал, что его жилье одинокого мужчины излишне печально. Он решил, что только энергичная женщина способна по- настоящему оживить его существование; поэтому он предложил Гертруде руку и сердце. Гертруда едва не заболела от возмущения.
Напрасно мы с доктором пытались убедить ее, что замужество — дело естественное, достойное, и что Кобюса можно считать весьма приличным мужчиной, так что его предложение — большая честь для нее. Она со скандалом выгнала некстати появившегося жениха, угрожая ему страшными карами. Бедняга чудом уцелел, так как инстинкт самосохранения мудро посоветовал ему не дожидаться использования потенциальной невестой сковородок и другого тяжелого кухонного оборудования.
— Доктор, — как-то призналась Гертруда Санториксу, — ему крупно повезло, что он так неосмотрительно выдал свое тайное желание и благодаря этому уцелел; при одной только мысли, что мужчина может стать моим господином, я превращаюсь в разъяренную тигрицу.
Доктор постарался отделаться несколькими искусно завуалированными шутливыми замечаниями.
— Клянусь, я предпочла бы вместо замужества потерять обе ноги, — серьезно заявила Гертруда.
Несмотря на столь катастрофическую неудачу, Кобюс продолжал приглашать меня выходить в море на его лодке. Упорный, как все мужчины его профессии, он не потерял надежду. Иногда после удачной ловли, Кобюс пришвартовывал свою лодку у причала соседнего городка, продавал рыбу на местном рынке и на вырученные деньги устраивал небольшой праздничный вечер в таверне «У лукавого китайца».