Ганс был профессиональным охотником, и добытая львица означала для него прежде всего сумму в шесть фунтов стерлингов. Но, убив львицу, он оставлял сиротой львенка!
Будь с ним кафры, он попытался бы поймать львенка живым, что могло принести ему небольшую прибыль, но, оставшись без помощников, он был не в состоянии справиться с этой задачей.
— Маленький разбойник, ты обойдешься мне в потерю приличной суммы, — проворчал он, опуская ружье.
Львы приблизились к акации, но в ее тени скрывался другой их враг, не имевший столь добрых намерений, как Ганс Дриггер.
Ганс увидел, как заколебались заросли высокой сухой травы, и услышал жалобный вопль львенка. Его мать, несмотря на рану, присела и прыгнула в заросли.
Львенок оказался зажатым в кольцах громадного питона, высоко поднявшего небольшую голову с раскрытой пастью.
Судя по всему, львица не могла надеяться на победу над чудовищной змеей: она с жалобным рычаньем кружила вокруг питона, медленно душившего беспомощного львенка.
Львенок еще продолжал пищать, но все тише и тише: через несколько мгновений удав наверняка раздробил бы ему кости.
Два раза прогремело ружье — Ганс выстрелил едва ли не машинально. Питон мгновенно развернулся, бешено забив хвостом и тут же затих; две тяжелых пули раздробили ему голову.
Львица кинулась на поверженного врага и ей хватило пары минут, чтобы разорвать тело гигантской змеи в клочья. Чудом уцелевший малыш из осторожности держался немного в стороне от кровавой расправы.
На эту драму потребовалось меньше времени, чем ушло бы у Ганса на рассказ о произошедшем; когда удав превратился в груду окровавленных лохмотьев, львица осознала присутствие новой опасности в лице человека, хотя и оказавшего ей неожиданную помощь.
Человек… Постоянный враг, распоряжавшийся страшными невидимыми пчелами, прилетавшими издалека и несущими смерть львам.
Некоторое время человек и лев молча смотрели друг на друга: потом львенок подбежал к Гансу, принялся ласкаться к нему и даже стал кувыркаться, словно приглашая человека поиграть с ним.
Львица заворчала, и ее хвост принялся хлестать зверя по бокам. Очевидно, она была ошеломлена зрелищем игры человека с ее детенышем и растерялась, не зная, как ей поступить.
Наконец Ганс шлепнул в последний раз львенка и подтолкнул его к матери.
Львица схватил детеныша зубами за шиворот и мгновенно исчезла с ним в кустах.
— Я где-то читал, — засмеялся Ганс, — что львы понимают, что человек оказал им услугу и проявляют признательность. Конечно, эта болтовня не имеет смысла, и я напрасно вспомнил эту чепуху.
Кафры так и не вернулись, и Ганс провел почти бессонную ночь возле небольшого костра.
Утром, едва рассвело, Ганс приготовил себе скудный завтрак. Не успел он взяться за бисквиты с копченым мясом, как послышалось рычание, и из кустов показалась львица. Остановившись в нескольких шагах от застывшего, словно статуя, охотника, она пристально смотрела на него, не проявляя при этом ни малейшей агрессивности.
Через минуту львица вернулась в кусты, тут же опять вышла к человеку, затем несколько раз повторила этот маневр, сопровождая свои действия едва ли не дружелюбным рычанием.
Потом она перестала обращать внимание на человека, позвала львенка и скрылась с ним в прибрежных зарослях.
«Как интересно, — подумал Ганс, — охотники, хорошо знающие львов, рассказывали, что это очень умные животные, пожалуй, превосходящие интеллектом некоторых людей. Мне сдается, что свирепая мамаша старалась дать мне понять, что в кустах скрывается нечто, способное заинтересовать меня».
Львы и носороги без особого труда способны проникнуть в перепутанную массу колючих ветвей, тогда как для человека подобное поведение можно считать настоящим подвигом.
У Ганса ушло не менее двух часов на то, чтобы пробраться в самое сердце колючего ада, и все это время он не переставал подсмеиваться над собой, пока не понял, что у львицы были основания приглашать его в заросли.
В самом центре безумной мешанины крючьев и иголок он увидел скелет, возле которого лежали ржавое ружье и кожаная сумка с несколькими десятками громадных необработанных алмазов.
