2
Первое отличие подростковой лирики от «взрослого» творчества — по крайней мере, для читателя, в том, что высшая ценность здесь — не судьба поэта, не путь, на Исключения (скажем, опыт С. Маршака и Вл. Глоцера), к сожалению, «погоды» не делают котором неудачи столь же важны, сколь и успехи, но — отдельное стихотворение. Оно может быть единственным достижением юного автора и вовсе не гарантирует последующего «творческого долголетия». Француженка Мину Друэ стала поэтессой; но ни один из ее сборников не получил той известности, какую получило ее гениальное стихотворение «Дерево», написанное в возрасте 8 лет и переведенное на разные языки мира.
Дерево, друг
Как на меня ты похоже,
Музыка нас наполняет.
Звучит под порывами ветра,
И ветер, как сказку,
Листает тебя.
Дерево!
Ты, как и я,
Слушаешь голос молчания,
Что дышит
В глубине твоей кроны зеленой,
В живых и дрожащих ветвях.
Дерево,
Дерево,
Друг мой!
Мы с тобой затерялись
Читая переводные стихи, не надо забывать о «руке» переводчика, но у Мину Друэ серьезны не только Метафоры серьезен сам ее пафос, само мироощущение, которое «выдумать» и исказить невозможно. Мироощущение это, мерцающее в глубине стиха, — факт неустранимый, неотменяемый, никоим образом от последующих удач или неудач юного автора, его профессионального выбора и жизненного пути не зависящий.
Точно так же можно допустить, что двенадцатилетняя москвичка Наташа Моргулис поэтом не станет, но разве, это прибавит или убавит что-нибудь в «эстетическом» составе ее стихотворения «Фонтан»?
В парке городском,
Большой фонтан стоял.
Монетки кидали туда.
Там играли малыши.
А он под их радостный смех
О камень разбивал
Прозрачную насквозь
Струю своей души.
И кружились в диковинном танце
Каменные русалки.
Из ушей и из пастей драконов,
Водопады летели вниз…
И резвились беспечно Амуры,
Как будто играя в салки.
И о них разбивались бесшумно
Тучи веселых брызг.
Желтым глазком кося,
Ухмылялись пятаки.
Это плата фонтану
За струи живые его…
Чего стоят сложные, сильные и глубоко философские образы, как разбитая о камень, «прозрачная насквозь» струя души фонтана или горькая сентенция последних строк, где речь идет о плате за живые струи… Эти стихи, прозрачные насквозь, напрочь отвергают миф о «пишущем ребенке», сложившийся в сознании взрослых поэтов, сочиняющих для детей, и год из года воспроизводимый в «детгизовских» и «малышовых» книжках. Вот два примера из совершенно непохожих друг на друга авторов:
Я сочинил вчера стихи.
Прочел сестре,
Она: «Хи-хи!»
Я за рукав поймал отца —
Он не дослушал до конца.
Гляжу — теленок на лугу.
Вот я кому прочесть могу…
Как важно знать,
Кому читать.
Это — В. Викторов. А это — А. Шлыгин:
Я, стих сочиняя,
Макушку чесал.
Почти что придумал,
Почти написал.
Сказал я сестренке:
Наташка, прочти.
Она оценила:
— Неплохо… почти.
А теперь — для контраста — признание двенадцатилетней Алены Асвадуровой: «Я пишу стихи ночью. Я лежу, почти умирая, хочу спать, но оно, еще-не родившееся, требует и кричит из меня, мечется и сжигает меня, прожигает, а я не могу заснуть. И тогда я начинаю вытаскивать его из души. Я мучаюсь, ненавижу и грызу подушку, и оно складывается… А потом я понимаю, что это не то, не так, и опять мучаюсь… А тогда, когда мне очень грустно или меня обидели — больно, словами — я иду из школы, мотая портфелем, и думаю стихами… А иногда — пою».
Предельная, взрослая глубина чувства.
И это — вторая особенность детского творчества, которому глубина не только не противопоказана, но едва ли не «предписана». Ребенок, подросток, не успевший попасть в перемалывающую систему жесткой социальной регламентации, не превратившийся еще в «частного человека», сохраняющий пока изначальную цельность мировосприятия, — способен преодолеть тонкие перегородки возрастных, психологических барьеров и как бы войти в иное состояние, даже представить себя старцем и пережить его духовный опыт. Вот стихотворение Нади Евстифеевой, написанное, когда ей было всего одиннадцать лет:
За окном темнели сосны,
Пищал комарик у свечи.
Отшумели наши весны,
Лета кончились деньки.
Облака, как наши космы,
