Иные, правда, не слишком разбирают: своя ли, чужая — какая придется. Ну, а другой, бывает, на чужую корову и не взглянет, — свою, знакомую, привечает…
Рыжик растянулся на скамье и слушал как зачарованный.
— И заря еще не займется, как они по той же дороге тем же манером обратно притопают — боятся, чтоб от пастуха не досталось им за плутни. Вот ты и скажи мне, кто их этому обучил? И как это назвать, ежели не разумом?
К ним подошла Мариана — она была чем-то сильно взволнована, но Добрый Мул, занятый беседой, не обращал на нее внимания и, только оторвавшись на миг от разговора, чтобы снова выколотить трубку, вдруг заметил, что Мариана вроде не в себе.
— Там тебя человек дожидается, — глухо проговорила она.
— Какой еще человек? Чего ему надо?
— Он от твоего сына. Говорит, сын твой с ним вместе работал.
— Ну, так что? Ты ведь знаешь, что я на это скажу: у меня своя жизнь, у сына — своя.
— Так-то оно так. Только вот сын…
— Что сын? — закричал старик.
— А то, что он уж тебе на это ответить не сможет, — выпалила женщина, не скрывая своего раздражения.
Добрый Мул побледнел: что-то случилось, что-то случилось с его сыном. Он хотел заговорить, но увидел выходившего из таверны приезжего и бросился ему навстречу. Рыжик поспешил вслед.
— Что с ним? Несчастье, да? Что с моим сыном? — Старик что есть силы тряс приезжего за плечи.
Тот таращил на него мутные глаза, потом с трудом произнес:
— Все стряслось в один миг, сеньор Жоан. Он и крикнуть не успел…
— Ты хочешь сказать… Ох, нет, нет, не верю, не может быть… Как же это… Я — старик, пень трухлявый, и я буду жить, а он… Нет, погоди, неправда это… А коли правда, боже или кто ты там есть, что допустил такое, — значит, ты ослеп, И нечего нам больше тебе покоряться, раз власть твоя слепая, на оба глаза она ослепла…
Он все говорил, говорил, мучая и возбуждая себя словами. Говоря, он бегал взад и вперед, жесты его издали могли бы показаться странными и смешными, но по искаженному болью лицу катились слезы, а руки ловили воздух, словно пытаясь настичь того, кто нанес ему удар.
Рыжик подошел к старику и обнял его, успокаивая.
— Теперь ты видишь, что мы хуже скотов? Видишь? Два года я с сыном своим не разговаривал — зачем, мол, в мою жизнь захотел вмешаться… Так ведь не со зла же он! А я все никак себя переломить не мог — покончить со всем этим… Нелегко человеку свой норов переломить… Душой-то бы уж и рад, а характер не позволяет.
Добрый Мул вдруг замолчал и торопливо, словно спасаясь от уже нагрянувшей беды, направился к дому и, выйдя оттуда в овчинной куртке, ни на кого не глядя, зашагал по дороге в Кайс. Сидро последовал за ним. Старик шел впереди, и плечи его вздрагивали: он плакал.
Ветер событий надул паруса: лодка была готова к отплытию.
Рыжик прямо изнывал от скуки. Таверна и кузница были закрыты по случаю траура, и даже его губная гармоника очутилась под запретом, а она так славно помогла бы Рыжику коротать время в тягостном затворничестве, на которое обрекло его горе старика. А денек, как нарочно, выдался на славу, такой солнечный и погожий. Рыжика так и подмывало удрать, в голове у него роились планы, один заманчивее другого. Можно, к примеру, отправиться порыбачить на залив (честно говоря, рыба тут ни при чем, главное — вырваться на волю), а на обратном пути завернуть на дальний хутор к братьям Арренега да повеселиться, отвести душу, — ведь не деревяшка же он, черт побери! И снова его обожгла мысль о Мариане. Она вроде сегодня в духе, можно бы отважиться и позвать ее прогуляться недалеко, ну хоть до Камарана, а уж по дороге, по дороге он что-нибудь да придумает…
— Если вы не против, я пойду пройдусь по нижней дороге, — проговорил Рыжик, стараясь обратить на себя ее внимание.
Словно убегая от гнетущей темноты комнат, он, а следом за ним она, поспешно вышли на заднее крыльцо. Мариана присела на ящик, капустный лист захрустел у нее в пальцах. Голуби слетели к ним, и Рыжик бросил им горсть кукурузных зерен.
— А если повстречаем кого на нижней дороге, тогда что? Разве старик не наказывал тебе меня сторожить? — Мариана насмешливо улыбалась, но ее голос, непривычно низкий и грудной, выдавал скрытое волнение.