— Тогда будем пить чай. — Чхенкели распорядился накрыть на стол. — Домой вы вернуться, по-видимому, сегодня не успеете? Ночевать будете здесь? У вас есть родственники или знакомые в Тбилиси? Или вам нужно заказать номер в гостинице?
— Спасибо, товарищ полковник. Гогоберидзе, — Махмуд кивнул в сторону двери, как бы указывая на сотрудника, который его привел, — уже это сделал. А что, будет длинный разговор? Я очень устал с дороги, — в свою очередь спросил он.
— Нет. Хотим еще раз посоветоваться, — спокойно ответил Чхенкели. — Мы задержим вас недолго. Как у вас дома?
— Отец жены все болеет. — Махмуд нахмурил брови и опустил голову вниз.
— Что с ним? Нужна помощь? — с участием спросил Чхенкели.
— Нет, спасибо. Врач был. Ничего уже ему не поможет.
Махмуд печально прикрыл глаза, всем видом показывая, что ему тяжело об этом говорить.
— Что слышно об Эрушетове? — Чхенкели переменил тему разговора.
— Не знаю. С тех пор как я был у него неделю тому назад, о чем вам докладывал, ничего больше не слышал.
— Почему он не хочет спуститься в селение и жить нормальной жизнью? — включился в разговор Забродин.
— Говорит, что отвык от людей. Хочет жить один. Вам это трудно понять, а я понимаю. Горы тянут к себе, как бы вам объяснить. Не отпускают. Там есть своя прелесть… — Махмуд говорил с чувством, и ответы его казались убедительными.
— Он мог бы явиться с повинной, а потом жить там, где ему хочется, хотя бы в горах, — настаивал Забродин.
Махмуд удивленно посмотрел на Забродина.
— Да. А ведь в самом деле. Мы с ним об этом как-то не говорили. Я могу сходить еще раз…
— Вы ходили дважды?
— Да, товарищ начальник.
— Может быть, он не верит вам одному и лучше отправиться с кем-нибудь вдвоем, чтобы его уговорить? — спросил Чхенкели.
— Почему не верит? — вспыхнул Махмуд. — Он сам сказал, чтобы я пришел к нему… — в голосе Махмуда прозвучала обида. Он допил чай. Потом, подумав, оказал:
— А вообще, как прикажете. Кого я должен взять с собой?
— Мы еще подумаем, — сказал Чхенкели, — и вас вызовем.
Отпустив Махмуда, Чхенкели и Забродин долго еще сидели и обсуждали разные варианты решения этой проблемы. В конце концов Забродин сказал:
— Вы правы. Я согласен с вашим предложением. Сообщу об этом в Москву. С чего будем начинать?
— Я думаю, что сначала нужно вызвать в Тбилиси брата Эрушетова и поговорить с ним, обсудить обстоятельства дела.
Было около десяти часов вечера, когда Забродин вышел из здания МВД.
Воздух, насыщенный ароматом ночных цветов, каких-то пряностей, звуки веселой музыки отвлекали от забот.
Забродин направился к гостинице кружным путем, темными улицами, чтобы насладиться прелестью южной ночи. В одном месте, где деревья расступились в стороны и стали видны иссиня-черные горы, он увидел несколько светящихся точек и подумал: «Где-то среди этих суровых громад затаился Хасан. Чего он хочет?» Забродин даже поежился: уж очень неприглядной показалась ему такая участь.
Потом Забродин вышел на центральную улицу города. Здесь было душно, шумно и многолюдно.
Неожиданно внимание его привлек невысокий мужчина, сосредоточенно рассматривающий ярко освещенную витрину. «Махмуд! Почему он здесь? Вышел прогуляться? А почему отвернулся? Говорил, что очень устал и пойдет спать?.. Видел ли он меня? А впрочем, к чему лишние предположения? Завтра все выяснится. Чхенкели дал распоряжение за ним понаблюдать».
Забродин сделал вид, что не заметил Махмуда и пошел своей дорогой.
Разговор в МВД озадачил Махмуда. К этому было немало причин: его вызывали уже третий раз в связи с делом Эрушетова. Поручения становились более ответственными. Он шумно вдохнул пряный вечерний воздух, что-то пробормотал и нахмурил брови.
Махмуд быстро прошел в гостиницу, переоделся в темный вечерний костюм и отправился в город. Он влился в толпу горожан, шел не торопясь, словно бы бесцельно. Останавливался у ярко освещенных витрин, прислушивался к звукам оркестров, доносившихся из переполненных кафе. Подошел к кассам кинотеатра: последний сеанс уже начался. Махмуд оглянулся по сторонам, медленно подошел к темному переулку, свернул в него и, пройдя сотню шагов, остановился, чтобы прикурить. Поблизости никого не было.
