— И?
— Пришлось толкать, хотя делать это было бесполезно: задние колеса сидели в грязи по самый кузов. А почва — сам знаешь! Глина… Когда чекист пошел за еловым лапником, я оттолкнул солдата и бежать. Меня преследовали, стреляли. Как удалось добраться до леса — сам не знаю…
Мергелис вздохнул. Посидели молча.
— Значит, Виндлера переправили? Это точно? Его не поймали?
— Точно. Сам слышал, как пограничник докладывал: одному, говорит, удалось уйти. И следы на пограничной полосе видели.
— Ну, слава богу. Ну и хорошо… Все, значит, в порядке. Упокой, боже, душу Скрыпача! Хороший был парень!
Солнце медленно перевалило за полдень. В управлении спокойно, как в самый обычный день. Ни суматохи, ни толкотни… Все, что можно было продумать, продумано, все спланировано. Ждали вечера. Операция «Янтарь» вступала в кульминационную фазу.
Крылов был возбужден, таким я его еще не знал. Даже на квартире у Варпы, при задержании бандита, он был другим. Посторонний человек, может быть, этого и не заметил бы, но я его изучил. Он держался суховато и весь был напружинен. Это я увидел сразу, как только он вызвал меня к себе. Времени было 20 часов 30 минут ровно.
— Будете связным. Садитесь у моего телефона и принимайте сообщения. Докладывайте мне без промедления, — сказал он официальным тоном. — Я пошел к Дуйтису…
Его возбуждение передалось мне. Я с нетерпением ожидал телефонного звонка. Позвонил ровно в 20.50:
«На улицу вышел известный вам Тарантул (хотя я еще не знал, кто это такой, но переспрашивать не стал). На нем белый фартук, в руках — метла. Посидел на скамейке, напротив дома. Осмотрелся. Стал мести улицу, хотя кругом чисто».
Я тут же дословно передал сообщение Крылову и в ответ услышал: «Так-так!»
Что это означает? Хорошо или плохо? Спросить не решился.
В 21.05 сообщили, что в квартиру Старика промчался Долговязый. Он не останавливался и не оглядывался. Только кивнул Тарантулу.
В 21.30 прошел Иноходец.
В 21.50 тот же голос передал:
«Показался Барсук (я знал, что так наши товарищи называли Сакаса). Он подошел к забору соседнего двора и поправил свисавшую на улицу ветку яблони, усыпанную цветами. Оглянулся вокруг. Улица пуста. Барсук спокойно продолжал свой путь. Подошел к Тарантулу, перекинулся словами, шмыгнул в подворотню».
Я информировал Крылова, который, выслушав, сказал: «Хорошо».
Телефон звонил не часто. У меня вполне хватало времени, чтобы делать пометки и докладывать Крылову. Главари шли один за другим, со значительным интервалом. Тихо и осторожно. Непосвященный человек, случайно оказавшийся на этой улице, ничего бы не приметил.
Последним появился Росомаха. Он был кряжист, приземист, квадратное лицо и длинные рыжеватые волосы.
Проводив Росомаху, дворник отправился домой. Кто-то в квартире Мергелиса захлопнул окно и задернул штору. Совещание началось…
Выслушав последнее сообщение, Дуйтис глубоко вздохнул, посмотрел на Крылова и сказал:
— Ну… Даю команду!
Воинское подразделение стало оцеплять квартал. Перед бойцами была поставлена нелегкая задача: «Ни единого выстрела не должно прозвучать, но чтоб и мышь не проскочила!»
И снова помог Скляревский. Находясь у Мергелиса, он краем уха слышал о дворнике Тампеле, который, как и прежде, должен был охранять собравшихся главарей.
— Начинать надо именно с этого типа! — приказал Крылов. — Обратите внимание, при хищении гранат и взрывчатки тоже был замечен некий дворник. Совпадение вряд ли случайное… Брать без шума. От этого зависит успех операции…
Мы отбыли к дому Мергелиса. Крылов, Дуйтис, Жольдас, Скляревский и я. Следом за нами отправилось несколько автомашин с оперативными работниками.
Ехали молча.
— Что делать с проклятым догом? — неожиданно громко спросил Скляревский.
— А ведь и правда!! Не убивать же животину! — усмехнулся Дуйтис… — Решим на месте.
Вот и бакалейная лавка, где еще вчера я тайком встречался с «курьером». Она уставилась на нас темными глазницами витрин. Я слегка толкнул Скляревского в бок. Он понял и пожал мой локоть.
Машины оставили в разных переулках. Сами пошли ближе к дому. Совершенно неожиданно из темноты вынырнул командир роты оцепления и, вытянувшись по армейски, приглушенным голосом доложил Дуйтису: