Это был самый лучший ночной сон в моей жизни, и тяжелый металлический лязг колокола на побудку кажется мне больше похожим на тонкий перезвон музыкальной подвески. Дверь отпирается со слабым щелчком, и я зеваю, и потягиваюсь, и думаю, а не принесут ли мне завтрак на подносе… Солнечный свет сочится в окно, отражается в белой эмульсионной краске, и я выкатываюсь из кровати и встаю у окна, вглядываюсь в горизонт, где небо сливается с лесом, под небом расстилаются ровные зеленые поля. Строения справа оказываются секциями ангаров для упаковки и хранения фруктов и овощей, слева, за бараками, грубо вспаханная земля, и скоро ее разровняет бульдозер. И я не вижу границ, а это значит, что я снова стал частью этого мира. Я сижу на своем личном унитазе и чувствую себя превосходно, предаюсь воспоминаниям о жизни на сафари, зловоние ностальгии и опасность быть кастрированным крысиными зубами. Странно, что я не засиживаюсь, даже здесь. Я раздеваюсь до трусов и моюсь, наклоняюсь и дотягиваюсь до чистых пальцев ног, делаю маленькие круги головой, и вот я готов, я вытираюсь и одеваюсь, выхожу в коридор и иду на запах еды, влившись в поток медленно бредущих заключенных.
Я дохожу до ворот, и моя умиротворенность разбивается вдребезги, но самым наилучшим способом. Вначале я опечален тем, что, возможно, это еще одно счастливое видение, великолепная галлюцинация обманщика, потерявшего контроль над своей чудесной властью мысленного убеждения, потому что вместо неестественного Жирного Борова или Гомера Симпсона я замечаю двух старых друзей. Я приближаюсь и не могу поверить своим глазам, потому что совершенно точно это они. Я окликаю их, и мистер Элвис Пресли и мистер Иисус Христос оборачиваются, и, кажется, поражены больше моего, но они быстро очухиваются, знают, что в этой ненормальной тюремной системе возможно все; и мы обмениваемся теплыми рукопожатиями, на мгновение лишаемся дара речи, это встреча старых школьных друзей на ферме. Странствующий рокер и блуждающий Баба нашли друг друга, и хотя они шли разными маршрутами, я догадываюсь, что их путешествие было одним и тем же, все дороги ведут к спасению, к достойной жизни, в которой мы можем сеять, и пожинать урожай, и замаливать свои грехи. Надзиратели улыбаются и поторапливают нас, и мы говорим на ходу, движемся по другому коридору со стальными решетками, шквал взволнованных слов, которые сходу и не поймешь, и мы в умиротворенном молчании заходим в столовую.
Заключенные становятся позади длинного стола и подают нам подносы, я получил хлеб и яйца, толстые ломти мяса, баранины, горячий чай из электрического самовара. Мои друзья руководят процессом, покачивают головами, говорят, что сегодня работы не будет, потому что воскресенье, и мы втроем счастливо лыбимся, как дураки, мы рады, что снова вместе. Я иду за ними к угловому столу, за ним мы можем поесть и поговорить, и я голоден, но я не привык плотно завтракать в такие ранние часы, я быстро насыщаюсь этой великолепной трапезой. Элвис и Иисус ждут, пока я успокоюсь, они понимают, что я взволнован, я пытаюсь поверить в эти жизненные перемены, они дают мне отдышаться, а потом Элвис начинает расспрашивать о Семи Башнях, о том, как мне удалось выжить в корпусе Б, и я говорю ему, что Франко свободен и, вероятно, уже дома; и мы говорим, вгрызаемся в эти спелые помидоры, но теперь кажется, что все это было давным-давно, и Иисусу хочется узнать, как поживают парни из нашей камеры; и я рассказываю, что там произошло, что тюремная знать старается, чтобы абсолютно все в Семи Башнях выглядело как можно больше беспорядочным и сумасшедшим.
Мы опустошаем наши тарелки, и нам не надо их мыть, потому что есть заключенные, которые выполняют эту работу. Их фартуки остаются без единого пятнышка, и они ловко управляются с посудой, и мои друзья объясняют, что ферма работает как хорошо отлаженная машина, каждому полагается такое двухдневное поощрение, и это срабатывает как самая лучшая мотивация. У каждого есть задача, и надзирателям редко приходится заявлять о себе. Если правила нарушаются, ответчик возвращается в нормальную тюрьму. Нулевая терпимость — вынужденная мера, и система работает. Здесь нет ни нарков, ни психопатов, и с момента прибытия никто не видел драк. Здесь нет наркотиков, несогласия регулируются. Элвис и Иисус приходят к единому мнению, что здесь рай, но обращают мое внимание на то, что на свете не существует идеальной тюрьмы. Они смотрят на меня, и я улыбаюсь, киваю в ответ, зеваю, ведь я очень хорошо отдохнул, и понимаю, что у меня уйдет время на то, чтобы влиться в режим.
