Канзада чрезвычайно обидѣлась симъ, по видимому, страннымъ поступкомъ, требовала объясненія, но, не получивъ онаго, поссорилась навсегда съ Зеинебомъ. Сей послѣдній долго бы не утѣшился безъ помощи тюльпанника; но подъ сѣнію дерева сего забывалъ онъ всѣ своя горести и провождалъ тамъ большую часть времени, что продолжалось нѣсколько мѣсяцевъ. Огланъ любилъ Зеинеба, какъ сына, и чувствуя близость своей кончины, объявилъ, что намѣренъ отказать ему свой садъ, дабы тюльпанникъ навсегда y него остался. Доброй старикъ и дѣйствительно прожилъ послѣ сего не болѣе трехъ мѣсяцовъ. За нѣсколько часовъ до смерти велѣлъ онъ перенесть себя въ любезное свое дерево, въ которомъ праведникъ приводилъ себѣ на память всѣ добрыя своя дѣла. При такихъ возпоминаніяхъ его послѣднія минуты были изполнены сладости; онъ изпустилъ духъ въ объятіяхъ Зеинеба, которой оплакивалъ его, какъ нѣжнѣйішй и признательнѣйшій сынъ.
Между тѣмъ Зеинебъ, изцѣлясь совершенно отъ страсти своей къ Канзадѣ, влюбился въ юную Зельфиру и внушилъ ей взаимную склонность. Осмнадцати лѣтняя Зельфира была жива и прелестна: все возвѣщало въ ней откровенный, благородный и великодушный характеръ, но она была очень вѣтрена, что весьма тревожило Зеинеба, которой, ставъ не довѣрчивымъ, подвергнулъ ее опыту тюльпанника. Лишь только успѣла она въ него войти, какъ онъ съ торопливостію спросилъ, каково ей тутъ? — „Хотя ты мнѣ чрезвычайно выхвалялъ этотъ цвѣтничекъ, однакожъ право онъ меня не возхищаетъ.“… — Какъ, не ужели тебѣ дѣлается дурно? — „Нѣтъ, этова не могу сказать…“ — Что же ты чувствуешь? — „Сама не знаю… какую то неловкость, которой изъяснить не умѣю…“ Зельфира, сказавъ сіи послѣднія слова, зевнула… Мнѣ кажется, что тебѣ скучно? сказалъ Зеинебъ печальнымъ голосомъ. „Съ тобою, отвѣчала Зельфира: это не возможно; но думаю, что запахъ этихъ цвѣтовъ слишкомъ силенъ; однакожъ мнѣ теперь легче.“ Милая Зельфира! вскричалъ обрадованный Зеинебъ: какъ это дерево стало мнѣ теперь драгоцѣнно!.. — „Оно и дѣйствительно не дурно.“ — Мы проведемъ въ немъ всю жизнь; гдѣ можетъ быть лучше? — „На свободномъ воздухѣ: здѣсь такъ тѣсно!“… — Однакожъ тебѣ здѣсь не противно? — „Это правда, но я предпочитаю твой садъ.“ Зеинебъ болѣе не требовалъ: онъ былъ доволенъ и рѣшился жениться на Зельфирѣ, но за мѣсяцъ до назначеннаго къ свадьбѣ дня, страшная революція свергла Короля съ Престола и разсѣяла Придворныхъ. Нѣкоторые изъ нихъ были принуждены оставить отечество; другіе, гонимые лютыми извергами, погибли на эшафотахъ, или томились въ темницахъ. Зеинебъ, разлученный съ Зельфирою, былъ пять лѣтъ лишенъ свободы; наконецъ возвратился онъ въ свой домикъ прикосновенный къ оному Дворецъ былъ пустъ и почти совсѣмъ разрушенъ; но тюльпанникъ его остался невредимымъ, и онъ съ умиленіемъ увидѣлъ въ немъ гнѣздо горлицы: для любовника это служило щастливымъ предзнаменованіемъ. Ожидая возвращенія Зельфиры, провождалъ онъ всѣ дни и часть ночей въ томъ блаженномъ мѣстѣ, гдѣ забываются всѣ злодѣянія. Зельфира была такъ привязана къ Зеинебу, что не выѣзжала изъ Государства. Она жила въ хижинѣ, но имѣла щастіе сохранить все свое богатство и споспѣшествовать освобожденію своего любовника. Ей было извѣстно, что Зейнебъ совершенно разорился; но будучи столько же великодушна, сколько вѣрна, предложила она ему свою руку. Зеинебъ, изполненный благодарности, положилъ къ ея ногамъ гнѣздо съ юными горлицами; открылъ ей свою важнѣйшую тайну и, не прося ее взойти въ тюльпанникъ, объявилъ о свойствахъ сего чудеснаго дерева. Такая довѣренность повергла Зельфиру въ задумчивость; однакожъ, послѣ нѣкоторыхъ размышленій, она сказала: „Пойдемъ, Зеинебъ, пойдемъ въ тюльпанникъ; тамъ кончимъ нашъ разговоръ!“ Пятилѣтняя разлука придавала великую цѣну такому предложенію. Возхищенный Зеинебъ бросается къ ногамъ Зельфиры, которая поднимаетъ его, и взявъ его подъ руку, идетъ, вздыхая, къ тюльпаннику. Рѣзвая Зельфира ходила обыкновенно очень скоро, но въ этотъ разъ шла она съ удивительною медленностію, особливо когда ступила на лѣстницу… Когда же сѣла она въ тюльпанникъ, Зеинебъ не могъ безъ страха видѣть, что живой цвѣтъ ея лица началъ изчезать и блѣдность заступала его мѣсто…. Они оба нѣсколько времени молчали; наконецъ Зельфира сказала робкимъ голосомъ: „Я увѣрена, Зеинебъ, что никогда не задохнусь въ этомъ деревѣ… но… чистая совѣсть не препятствуетъ чувствовать нѣкоторое безпокойство человѣку, сидящему на ломкой вѣтви…. этотъ родъ сидѣнья опасенъ и непріятенъ. Наконецъ примолвила она, смѣючись, я безпрестанно буду здѣсь бояться…. напрасно! вскричалъ Зеинебъ, обрадованный до крайности, что румянецъ началъ опять появляться на щекахъ ея. „Нѣтъ, нѣтъ! прервала Зельфира: это дерево въ супружествѣ никуда не годится. Срубимъ его и на этомъ мѣстѣ воздвигнемъ храмъ искренности и довѣренности.“ — Срубимъ это дерево, изящнѣйшее произведеніе искуства могущественной волшебницы!.. — „Она посадила его для старика, a не для молодыхъ супруговъ…. — Какъ стало оно драгоцѣнно послѣ революціи! на немъ забываютъ всѣ видѣнные ужасы!… — "Огорчительнымъ своимъ возпоминаніямъ можешь ты противуположить постоянство Зельфиры." — Съ тобою, безъ сомнѣнія, забуду я всѣ свои горести; но не требуй отъ меня такой жестокой жертвы. Не уже ли будущее тебя устрашаетъ? — "Нѣтъ! я ни мало не страшусь этого дерева; на что-то не люблю его." — Скажи мнѣ истинную причину такого отвращенія. — "На что тебѣ? довольно, что оно мнѣ не нравится. Я ненавижу Магію." — Да, черную Maгію… — "И эта не такъ бѣла, какъ тебѣ кажется… я ссылаюсь на всѣхъ женщинъ…." — Женщины, подобныя Канзадѣ, безъ сомнѣнія такъ думаютъ; но ты!.. ты, моя Зельфира, добродѣтельная, великодушная!.. — "Ахъ, Зеинебъ! взгляни на этотъ полуразрушенной и опустѣлой Дворецъ, которой видѣли мы въ такомъ цвѣтущемъ состояніи!"… — Ты обижаешь себя, Зельфира! но я умѣю отдавать тебѣ справедливость, и будущее ни сколько меня не тревожитъ… — "Такъ созжемъ же тюльпанникъ!" — Я не для испытыванія тебя хочу сохранить его. Обѣщаюсь, клянусь никогда не водить тебя въ него! — "Но естьли я всякой день, или по крайней мѣрѣ изрѣдка, не стану сюда ходить, будешь ли ты совершенно покоенъ?" — Надѣюсь, — "Это не возможно: и какъ мнѣ несравненно пріятнѣе разговаривать, или мечтательствовать на дерновой скамьѣе или на креслахъ: но я не отступлю отъ своего требованія." — Отвращеніе твое мнѣ непонятно. Это прекрасное дерево не дѣлаетъ тебѣ ни малѣйшаго вреда?… — "Это правда; но я не не меньше думаю о вредѣ у которой можетъ оно сдѣлать.." — Оно строго къ однимъ порочнымъ. — "Строго? оно задушаетъ ихъ, и ты называешь это только строгостію? Но послушай; естьли ты не рѣшишься срубишь это дерево, то не женись; одинъ только холостой человѣкъ можетъ безъ неудобства имѣть его въ своемъ саду." — Я далъ слово почтенному Оглану беречь его. — "Прости же!".. — Сказавъ сіе, Зельфира стремглавъ побѣжала съ лѣстницы; Зеинебъ остался одинъ и, по чудесному дѣйствію тюльпанника, не будучи развлекаемъ присутствіемъ Зельфиры, впалъ въ сладкую задумчивость и скоро забылъ сію непріятную сцену. На другой день хотѣлъ онъ помиритъся съ Зельфирою, но тщетно; боязливая и предусмотрительная Зельфира пребыла неумолима, и Зеинебъ послѣдовалъ ея совѣтамъ; онъ отрекся отъ брака, чтобъ соблюсти дерево, которымъ не захотѣлъ пожертвовать любви. Онъ провелъ еще нѣсколько лѣтъ въ цвѣточномъ своемъ гнѣздѣ, и по сіе время былъ бы еще тамъ, естьли бы чудеса, гораздо блистательнѣйшія Никсиныхъ, не изторгли его наконецъ изъ сладкой его задумчивости. Благодѣтельный Геній
