Бируни отпустил воина и снова склонился над рукописью. Топот лошадей всколыхнул тишину улицы и неожиданно стих за поворотом… Ученый писал и перед ним вставали картины Хорезма.
«Возникли препятствия, — писал Бируни, — из-за которых вода Джейхуна уклонилась к краям страны гузов. Ему встретилась гора, известная теперь под названием Фамал-Асад («Пасть льва»). Вода собралась и вышла из берегов, следы ударов волн сохранились высоко на скале. Наконец вода пробила эти расшатанные уже камни и прошла дальше, приблизительно на день пути. Затем она повернула направо… по руслу известному теперь под именем Ал-Фахми, и люди построили на берегах ее более 300 городов, развалины которых сохранились до сих пор…
И встретилось этому руслу то же, что встретилось первому: оно запрудилось и вода повернула налево, вплоть до земли печенегов, по руслу, известному теперь под названием реки Маздубаст в пустыне, которая между Хорезмом и Джурджаном. Она затопила много местностей на долгое время и разрушила их также: жители их переселились на побережье Хазарского моря… Потом вся вода потекла по направлению к Хорезму… и просочилась через разрывы скал… в начале равнины Хорезма. Она пробила скалы, затопила местность и сделала ее озером. Из-за обилия воды и силы ее течения Джейхун был мутным от грязи, которую он нес. Разливаясь, он осаживал землю, которая была в нем; земля постепенно затвердевала… и делалась сухой, а озеро удалялось, пока не появился весь Хорезм. Озеро, удаляясь, дошло до гор, вставших перед ним поперек; с ними оно не могло бороться и уклонилось по направлению к северу, до земли, в которой теперь живут туркмены. Между этим озером и тем, которое было у реки Маздубаст, — небольшое расстояние, а то озеро стало соленым и грязным и плыть по нему нельзя; называется оно по-тюркски Хызтенкизи, то есть «Девичье море».
Могуча река Джейхун. И особенно там, где по обоим берегам ее расположено государство Хорезм. Каждый год грозит она вырваться из своего и так уже просторного ложа. Повсюду в пустыне оставила река свои следы. О сухих реках писали древние по-гречески и по-арабски, рассказывали купцы и путешественники. Ему, Бируни, известны все эти сведения.
Боятся и почитают реку хорезмийцы. Ее водой орошают поля. А чуть не доглядишь — вырвется, смоет плотины, затопит поля, разрушит дома. Ученому живо представилась переправа через Джейхун, когда он бежал из Кята, взятого войсками ургенческого эмира. Тогда их было несколько беглецов: каждый по своим причинам не хотел встречи с войсками Мамуна. Были причины и у молодого Бируни. Слишком близко связал он свою судьбу с последним хорезмшахом афригидской династии. В последние годы жизни в Кяте он за свою высокую ученость получил доступ ко двору хорезмшаха и, главное, в богатую дворцовую библиотеку. Вместе со всем населением города он активно оборонял его. И был вынужден бежать в чужую страну, не закончив начатых в селении Бушкатыр, южнее столицы, астрономических измерений.
Сначала Бируни скрывался. И переправляться пришлось далеко от Кята, на маленьких рыбачьих каюках, рано утром. Сильный ветер поднял волну, вода перехлестывала через низкие борта лодок. К середине реки его одежда была уже насквозь мокрой. Сильный порыв ветра — и крутая волна налетела на лодки, когда они были уже недалеко от берега. Две лодки перевернулись. Бируни и лодочник сумели выбраться на берег, переправлявшиеся во второй лодке погибли.
Бируни потом жил в Джурджане и не был свидетелем того, как Джейхун подошел к Фиру, величественному замку последнего афригида, подмыл его, и толстые стены замка рухнули в воду.
Углубившись в воспоминания, Бируни не заметил, как начало темнеть. От домика донеслись запахи еды; слуга готовил пищу. Надо было одеваться в придворное платье и идти, вместе с другими султанскими звездочетами обсуждать положение звезд.
«Поразительно, что выводы, которые были сделаны в результате естественнонаучных, а также проводившихся в последние годы археологических исследований аму-дарьинских русел, в основных чертах совпадают с утверждениями Ал-Бируни об изменениях русла Аму-Дарьи».
