– Даже и не помышляйте об этом. Прежде всего вы моя супруга и jure divino[70] не имеете права идти против своего супруга. Кто, кто поддержит вас?
Королю не нравилась эта ее улыбка. Анна никогда не улыбалась так, как сейчас. Всегда в ней была слабинка, которой он, хорошо изучив эту женщину, научился пользоваться. Ричард был готов к тому, что она кинется на него с кулаками, станет кричать, биться в истерике. Но все шло иначе.
– По христианскому закону – да. А как быть, если попран jure humano?[71] Вспомните, ваше величество, разве Изабелла Французская не свергла с престола своего супруга короля Эдуарда?[72]
– Чушь! Что за нелепый пример! Известно, что эта француженка была не только дурой, но и одержимой бесом. Вы же англичанка до мозга костей и не настолько безумны, чтобы не понять, что цепи, сковывающие нас, неразрывны. С этим вам придется смириться, ибо у вас нет иного пути.
– Да, я англичанка. И в этом мое огромное преимущество. Во мне течет кровь самого благородного рода этой страны. Вы это понимали, когда женились на мне. Что вы скажете, Дик, если я наконец-то воспользуюсь своим именем и выступлю против вас? Ваш трон слишком шаток, чтобы с первых же дней повести войну против собственной королевы.
Ричард напрягся.
– Если вы выступите против меня, если вы открыто назовете себя моим врагом, то, клянусь раем и адом, я сделаю так, что сам Господь отвернется от вас.
– Небо не оставит меня, если я сама не изменю себе! Король Ричард, вам удалось однажды взять меня обманом, но силой вам меня не одолеть. Да, я женщина и по природе своей слаба, но мне довольно одной ненависти. И вы знаете, что ничего не сможете со мной сделать – ни заточить, ни объявить безумной, ни повернуть дело так, чтобы я неожиданно свалилась с лестницы, поскользнувшись на масле, вытекшем из лампы. Король Ричард, слишком много сейчас на вас пятен, чтобы вы не опасались возмутить англичан еще одним преступлением, где жертвой стала бы не только женщина, но и миропомазанная особа. Уже завтра, когда прояснятся отуманенные вином головы, многие задумаются, что вы за государь. И новая кровь отнюдь не придаст блеска вашему венцу. Вам придется, Ричард, терпеть меня рядом, я же объявляю вам войну. Вы знаете, сколько у меня преданных друзей среди ваших пэров, при дворе и на Севере. Даже и не надейтесь, что Север Англии – ваш оплот – останется верным вам, когда узнает, что их горбатый Дик ради жалкой корысти сдает шотландцам крепости на границе. Вам не удастся сохранить тайну падения Нейуорта. Весело же тогда станет в Йорке, где само слово «шотландец» считается худшим из ругательств. А гибель Кларенса, утопленного по-вашему распоряжению в бочке с вином? А убийство невесты Генри Тюдора? О, конечно, найдутся и такие, кто не содрогнется от всех этих злодеяний, но сколько рыцарей, лордов и простолюдинов задумаются над тем, стоит ли приносить присягу вам, если у них есть законный государь, прямой наследник покойного короля, при котором Англия пережила столь долгие годы благоденствия.
Ей с трудом удавалось говорить ровно. Ногти ее впились в ладони, слова она произносила сквозь судорожно сжатые зубы, моля Господа лишь о том, чтобы Он дал ей сил сдержать себя, ибо иное было бы поражением. И она оставалась стоять с гордо вскинутой головой, дрожа от ненависти и презрения. Ричард видел ее бледное лицо, горящие глаза, огненно-красное платье. В сумраке комнаты она была подобна пламенному ангелу мщения. И он бросился на нее первым.
– Ты ничего не сделаешь, сука!
Их лица оказались совсем рядом. Искаженное злобой лицо Ричарда – и расширенные от гнева глаза Анны.
– Вы взбаламутили свою отраву, Дик. Пейте же теперь!
Он отошел к окну, постоял, глядя в решетчатый переплет. Потом хмыкнул. Засмеялся, захохотал, безумно и злорадно. Медленно обернулся, глядя на нее через покалеченное плечо.
– Великолепно сыграно, Анна! Однако вы забываете, что у меня есть надежное противоядие.
Ричард взял со стола зажженный канделябр. Раздвинув гобелены на стене, он открыл небольшую скрытую дверцу.
– Идемте, – сказал он совершенно спокойно.
