– Эй, Джонни, бездельник, это ты?
– Нет, это Уильям, – негромко проговорил юноша. – А Джон велел передать тебе вот это.
Стражник, не успев охнуть, рухнул на землю, сраженный коротким ударом по темени. Анна тотчас подбежала.
– Господи, я его едва не убил… – Голос Уильяма дрожал.
– Не время об этом думать. Он жив. Давай сюда ключи, а пока свяжи охранника.
Они не сразу справились с замком, зато подъемный ворот решетки вращался почти бесшумно. Они пустились бегом по длинному темному переходу. Снова решетка, за ней очередная дверь и лестница. К счастью, у них были ключи. Наконец они оказались на узкой каменной площадке Понтефрактской башни. Лестница, вырубленная в толще стены, спиралью уходила вверх и вниз. Висевший в кольце факел слабо освещал разворот узких ступеней. Откуда-то со стороны долетали хриплые голоса.
Анна схватила Уильяма за руку.
– Слышишь?!
Наверху кто-то распевал песню, слышанную ею в Нейуорте:
Собравшись скакать по дороге прямой,
Он лошадь стегнул для порядка,
Но, вместо того чтобы мчаться домой,
К реке поскакала лошадка…
Уильям шепнул:
– Я где-то слышал этот голос.
У Анны же округлились глаза.
– Это Джон Дайтон. Пресвятая Дева, вот уж никогда не подумала бы, что этот человек способен петь.
Поднявшись по ступеням, они увидели открытую дверь, зал башни и ведущую к люку в потолке еще одну лестницу. Зал был освещен несколькими факелами, посредине стоял грубый стол, за которым восседали двое. Один из них, незнакомец с бычьей шеей и кудрявыми волосами, разинув рот в глупой ухмылке, слушал сидевшего напротив, спиной к двери, Дайтона. Перед ним стоял здоровенный кувшин, и Дайтон, развалясь в широком деревянном кресле и помахивая глиняной кружкой, хрипло выкрикивал заплетающимся языком:
А я сумел бы догнать скакуна
С моей безголовой кобылкой,
Теперь и овса не объестся она,
Пока я сижу за бутылкой,
Которая булькает: буль, буль, буль…
Он перегнулся через стол, и кудрявый крепыш с воодушевлением чокнулся с ним, громко подхватив припев:
Которая булькает: буль, буль, буль…
Потом слышались лишь чмокающие звуки, довольное кряхтение да стук опускаемых на столешницу кружек.
Уильям наклонился к самому уху Анны:
– Видите эту лестницу за ними? Она ведет на верхний этаж, к Стиллингтону. Боюсь, из-за этих двоих нам так и не удастся попасть к пленному епископу.
Анна сделала жест, заставивший его умолкнуть, и вслушалась в то, что говорил Дайтон.
– Да, именно эту песню я выучил в Нейуорте. Ты помнишь, Майлс, каких славных дел мы там натворили!..
Анна пристально вглядывалась в здоровяка, жадно обгладывающего баранью кость. Она готова была душу прозакладывать, что в Нейуорте никогда не бывало этого человека. Прямо на его голый торс был надет широкий и длинный кожаный передник, какие носили лишь мясники и палачи. Она заметила, что он подобострастно глядит на Джона Дайтона, беспрестанно подливая ему вина. Дайтон, кажется, был сильно пьян, однако выглядел довольным.
Неожиданно на лестнице позади герцогини и Уильяма раздалось позвякивание шпор. Кто-то поднимался в башню. Они с Уильямом растерянно переглянулись, потом юноша схватил ее за руку и увлек в единственное укрытие – в тень за приотворенной дверью. Они прижались к стене, дыхание Уильяма касалось лица Анны, она обхватила юношу, ощутив твердость его мышц через рукав туники. Странное волнение заставило ее сердце забиться. Из-под капюшона она покосилась на своего спутника. Уильям стоял замерев, чуть повернув голову, прислушиваясь к приближающимся шагам. Никогда еще они не стояли так близко друг к другу, и Анна попыталась представить себе, какие последствия могут быть, если их сейчас обнаружат вместе.
Человек прошел совсем близко, вступил в зал. Сквозь узкую дверную щель Анна видела силуэт в черном плаще.
– Тирелл, – шепнул Анне Уильям.
Она осторожно отстранилась. Они услышали спокойный голос Черного Человека, в котором, однако, звучал гнев:
– Какого дьявола! Доколе можно бесчинствовать?
– Уж не хотите ли вы, чтобы мы превратились в монахов, сэр! – вызывающе бросил Дайтон. – Мы со стариной Майлсом давно не виделись, и не ваше дело, сколько галлонов и чего мы выпьем за встречу.
