Она снимает трубку на третьем звонке.
— Да, папа.
— Привет, Мег. — Я не рискую назвать ее прозвищем.
«Тыковка». — Как дела?
Сердце колотится.
— Хорошо — насколько это возможно, если отец — урод.
У меня перехватывает горло.
— Да, я заслужил. Прости.
— Заслужил. И что изменят извинения? Ты все еще с… этой?
Она очень похожа на меня: мои глаза, мои длинные ноги, волосы цвета, который Бет называет каштановым.
Мои гены. Зато все, что касается характера, в ней от Бет. И пустым словам она не верит.
Поэтому я коротко отвечаю:
— Да.
— Отлично. И зачем ты звонишь?
— Ты моя дочь, Мег. Я бы хотел тебя увидеть. Пожалуйста.
— А зачем? Представишь меня своей шлюшке?
Будем изображать дружное семейство?
Меня передергивает. Моя дочь тоже сквернословит.
— Я…
— Знаешь, папочка, ты бы не ковырялся в ране!
Еще не зажила. Ты не тот человек, за которого я тебя принимала. — Я прямо вижу, как она трясет головой.
— Ты просто не тот человек.
Я прикусываю задрожавшую губу. Она права.
— Прости.
— Бла, бла, бла… — И она вешает трубку.
Я съезжаю к обочине. Содержимое желудка оказывается на краю шоссе А13. Достается и дверце моего обожаемого «лексуса». В ушах эхом отдаются слова давно умершей матери: «Надеюсь, ты гордишься собой, Адам». Я вытираю рот рукавом рубашки, смотрю на мчащийся мимо транспорт, а потом на небо.
Мег ненавидит меня. Я вляпался. И вляпался всерьез.
Дом ничуть не изменился. Не знаю, почему я ждал чего-то другого. Отрезок времени, пока меня здесь не было, не дольше обычного отпуска, однако жизнь дала крутой вираж. Машины Бет нет на подъездной дорожке, и я гадаю, использует ли она гараж, когда там освободилось место от моего автомобиля. Закидываю в рот мятную жвачку и, не раздумывая о том, что буду делать, выхожу из машины.
Под пальцами надрывается звонок. Тишина. Набираю номер. Автоответчик. Ключи у меня есть, но… Иду к гаражу, заглядываю в боковое окошечко. Автомобиля нет, выходит, она точно уехала. Тыльной стороной ладони протираю стекло и заглядываю внутрь.
По бокам аккуратные ряды полок, все убрано. Никто не посягнул на место для моего любимого авто — того самого, на пассажирской дверце которого сейчас засохла блевотина.
Я достаю ключи и пытаюсь открыть патентованный замок. Безрезультатно. Второй тоже не поддается.
Затем меня осеняет: Бет поменяла замки! Внезапно возникает ощущение, что она внутри. И была там все это время. Я пытаюсь приоткрыть почтовый ящик.
— Бет! Открой дверь!
В ответ — молчание. Я стою на коленях и, выкрутив шею, вглядываясь сквозь прорезь для писем.
— Привет, Адам.
Оборачиваюсь. Сильвия, соседка, одна из тех, с кем мы дружили, стоит в проходе живой изгороди.
Я отряхиваю пыль с брюк.
— Сильвия, м-м-м, я…
— Замки поменяли, — подтверждает она, глядя в сторону.
— Вижу. — Я ищу ее взгляд. В конце концов, более десяти лет мы ходили друг к другу на ужин. — А ты… — У Сильвии всегда были запасные ключи от нашего дома.
— Не проси меня, Адам, пожалуйста.
Я киваю:
— Не буду. Извини. Ты знаешь, где она?
Сильвия пожимает плечами. В этом движении — печаль и сожаление. Мне отчего-то не хочется слушать слова осуждения на своем собственном пороге.— Ладно, не переживай. Я позвоню ей позже.
Кивком прощаюсь с прежней доброй знакомой и ныряю в безопасность заблеванного «лексуса».
Боже! Откидываюсь на мягкую кожу водительского сиденья. Куда девалась моя жена? Она может быть у подруги, Карен.
Включаю мотор и выруливаю на шоссе. Бет может вести себя как хочет. У меня больше нет права удивляться, куда она исчезла вечером в пятницу — да и куда отправится в любой другой вечер, если уж на то пошло. В мозгу вспыхивает картинка: она с другим.
Мне это не нравится. Впрочем, сам себе я нравлюсь еще меньше.
