— Почему именно Березовский?
— Потому что лень запоминать новые имена. Особенно новые имена старых явлений. — Она передёргивает плечом. Ай! Мне-то уши не крути! Нашла Березовского! — Слушай, ты не мог испортить мне настроение как-нибудь по-другому? Умнее, что ли?
— Не такой я, выходит, умный. — Хахаль делает последнее усилие смотреть на предмет с точки спокойной философии, но не выдерживает. — В последнее время твоё настроение портится от одного моего вида.
— Что? Претензии?
Бедняжка хахаль, нелегко ему говорить в тон — когда нет сил огрызнуться равнодушно и весело, но боишься дать понять, что обижен. У Принцессы странный дар превращать мужчин, которые ей нравятся, в мужчин, которых она терпеть не может: был бодрый хулиган, а стал тряпка тряпкой. Уж со сколькими такое было, даже тот бывший хахаль, который бандит, стрелялся в пьяном виде — а ведь когда познакомились, бабу от козы не отличал. Один наш супруг вышел из душевных передряг еще крепче, чем в них вошел, потому, наверное, что он-то Принцессу никогда не любил и не упускал случая об этом напомнить.
Всё же хахаль взял себя в руки и вместо «Саша, не надо» сказал:
— Милая, претензии к погодным явлениям могут быть только у синоптиков. Они так держатся за свой прогноз, что легкий бриз вместо предсказанного урагана считают личной обидой.
— Любопытно, с каким же погодным явлением ты меня равняешь?
— Хамсин, — говорит хахаль, подумав. — Это ветер такой — то ли северный, то ли восточный, то ли из пустыни. Сводит людей с ума. Знаешь, в Турции убийство, совершённое во время хамсина, считалось непредумышленным.
— Что? Угрозы?
Гнев в её голосе — придушенный, но непритворный — озадачивает хахаля, а я поджимаю хвост. Уши, к сожалению, поджать не могу.
— Саша, что-то случилось? Почему ты не можешь успокоиться?
— Не могу, потому что не желаю!
— Да? Ну так расскажи, чего ты желаешь? Что ещё я не сделал?
— Не сделал? НЕ сделал?! А ты вообразил, что сделал хоть что-нибудь?
— А ты мне хоть раз сказала, чего ждёшь?
— А ты не умеешь без инструкции?
И лишь теперь они заорали по-настоящему, впервые за всё время. Хахаль вопил, что она вымотала ему всю душу, Принцесса — что он болтунище с идеями. (Это ты зря. Наш хахаль драчун, но не психопат.) «Прекрати кричать! Я тебе не муж!» — «Не оправдывайся!!!» Тут и я заныл, просясь на воздух. Секс у них в программе или битьё посуды — скорее, комплексно, — лучше уж без меня, мало ли куда полетят осколки и обувь.
И вот, я удалился в поля поискать пёсьи вишни. Этот загадочный флор неведомо где растёт, неведомо как выглядит — даже не знаю, кустик или трава? — и обладает многими волшебными свойствами. Ягоды его дают удачу, листья — мощь; лизни корешок — и простому псу откроется Суть Вещей. И когда я её пойму, мир преобразится, и то, что тревожит, утратит силу. Какими ясными станут глаза и сердце! Какой придёт покой! Или радость. Или умение различать право и лево. Всё-всё.
Сколько лет — скоро восемь — живу, столько ищу; пусть дураки дразнятся и говорят, что пёсьи вишни — всего лишь сказка. Ан нет, ждут они меня и своего часа — в огородике, в садике, в пьяных цветах, красных маках. Ни садика пусть, ни маков в октябре месяце — не страшно. И то, что не знаю, какие они, тоже не страшно. Пойму, как увижу.
Нужно Прилагать Усилия, как говорит наша мама. Правильно, между прочим, говорит.
И вот, порыскал я, повынюхивал, помечтал. Поймал лягушку. Знал, что буду блевать, но всё равно съел.
На обратном пути хахаль сел сзади, а я — на его место рядом с Принцессой. То подремлю, то изловчусь в окошко поглядеть: несётся в окошке отчизна, веточками машет. Лес уходит вдаль, и листья в нём сыплются с деревьев так густо, будто это разновидность дождя или снега. Там, в лесу, петляют тропки, и вонько пахнет, и незнакомые звери глядят большими глазами. Волчьи ягоды в оврагах, медвежья сныть.
И всю-то дорогу они молчали.
К. Р.
Чему учат нас жизнь и Голливуд? Если у тебя серьёзные проблемы, никогда не обращайся за помощью в полицию. (В милицию — тем более, хотя разница между этими учреждениями сильно преувеличена.) И если несерьёзные — тоже.
