Твой девятнадцатый век - страница 45

Пушкинское воображение: оно порою задает нелегкие загадки читателю. Например, «Пушкинские привидения»: их нет и они есть. Герой должен сойти с ума (Евгений) или напиться пьяным (Германн), чтобы увидеть призрак, но герои сходят с ума, впадают в экстаз, внезапно заметив, ощутив жуткие неуловимые «линии судьбы», которые, обрушиваясь на них, притом сплетаются в некую форму, фигуру: Всадника, Командора, Даму пик…

И тут вдруг может показаться, что Медный всадник не Фальконетом, не городом, не государством поставлен, но — сам создал этот город, государство, наводнение.

Медная Екатерина не старыми Гончаровыми привезена, спрятана, выдана, не семейством Пушкиных и их гостями осмотрена, обсуждена, но сама дьявольски своевольничает: прячется, выходит наружу, сулит большие деньги за свое медное тело, обманывает, издевается, преследует, продается — и не желает продаваться… Из города в город, по площадям, переулкам неотступно следует за новым своим любимцем, так много знающим про ее век и про ее врагов.

Шутка, сказка… «Сказка ложь, да в ней намек…»

Все это, надо полагать, имело для Пушкина косвенную, неявную, может быть, подсознательную связь с Бабушкой и ей подобными; глядя же на статую, Александр Сергеевич думал главным образом о том, как бы из ее меди добыть ассигнаций…

ПУШКИН:

«Если нас гонит граф Канкрин, то у нас остается граф Юрьев».

Из деловых бумаг:

«Александр Сергеевич Пушкин — вексель на 9000 рублей, Наталья Николаевна Пушкина — вексель на 3900 рублей гвардейскому инвалиду № 1 роты господину прапорщику Василию Гавриловичу Юрьеву сроком по 1 февраля 1837 года».

Пушкин — Алымовой:

«Милостивая государыня

                 Любовь Матвеевна,

покорнейше прошу дозволить г-ну Юрьеву взять со двора Вашего статую медную, там находящуюся.

С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивая государыня,

        Вашим покорнейшим слугою

             Александр Пушкин».

Последнее письмо, как доказывает В. Рогов, относится примерно к тому же времени (осень 1836-го), когда «граф Юрьев» выдавал деньги поэту Пушкину; выдавал до 1 февраля, т. е. до срока, превышавшего тремя днями остаток жизни Александра Сергеевича.

Медный всадник лежит в кабинете без права выхода.

Медная дама стоит во дворе у Алымовых с правом на продажу, переплавку — что угодно; но, подобно своей пиковой современнице, в последний момент обманывает, подмигивает…

Германн, как известно, поставил в первый раз, на тройку, 47 тысяч рублей (у Пушкина сохранился расчет: сначала он снабдил Германна 67 тысячами, но потом, вероятно, решил, что это многовато: ведь, судя по немецкой точности суммы — не 45, не 50, а именно 47 тысяч — видно, что Германн поставил весь свой капитал до копейки!). На второй карте, семерке, стояло уже 94 тысячи; на тузе — 188 тысяч. В случае успеха образовался бы капитал в 376 тысяч ассигнациями…

Долг Александра Сергеевича в момент его смерти, долг друзьям, казне, книготорговцам, купцам, «графу Юрьеву» составлял 138 тысяч.

За медную бабушку, по уверениям покойного Афанасия Николаевича, давали сто тысяч.

«Нам положительно известно, — сообщает сорок лет спустя многознающий пушкинист и историк Петр Бартенев, — что А. С. Пушкин продал заводчику Берду большую бронзовую статую Екатерины за три тысячи ассигнациями». Очевидно, от Юрьева монумент отправился к Берду…

Цена невелика, но примерно таков ведь был «порядок чисел» и тогда, когда дедушка грозился дать сорок тысяч, а давали семь…

Апогей бессмыслицы, того петербургского туманного, зыбкого абсурда, который так хорошо чувствовали Гоголь, Достоевский: зачем-то медная статуя в каком-то дворе, зачем-то камер-юнкерский мундир, зачем-то вскрываются семейные письма — и еще выговор за ропот по этому поводу; зачем-то дана гигантская сила духа, мысли, творчества — и никогда не было так худо.

Осенью 1836 года шестилетняя история отношений семьи Пушкина с медной императрицей завершается.

Как завершается спустя несколько месяцев жизнь Александра Сергеевича.

Для эпилога истории нельзя не отметить появления «Медного всадника» в первой посмертной книжке «Современника» (с изъятием некоторых мест). Что же касается другого бронзового исполина, то сохранившиеся сведения, как почти все, что связано с Пушкиным, приобретают значение, сильно выходящее за пределы простой хроники.