Чуя беду, Достоевский всем своим творчеством стремился разбудить и укрепить присущее русской душе личностное начало. В этом смысле Достоевский — антипод Толстого, который видел в роевом начале только благо. Достоевский глубже проник в суть дела. И в русскую душу. Личностное начало испокон веку присуще русской культуре. Иногда приходится читать, что проблема личности возникла в России только в период становления буржуазных отношений, чуть ли не с Пушкина. Это неверно.
Христианская идея свободной личности изначально была принята православием. Каждая душа сама по себе «внемлет Богу», сама принимает решение и отвечает за него. Прочтите жития святых, каждый из них — личность. Более того, учитель жизни. Прочтите протопопа Аввакума, он говорит о личной ответственности на Страшном суде: «Несть помощника тогда и несть предстателя, ни отец сыну, ни мать дщери, ни друг другу несть помогающего, кождо от дел прославится или осудится»>16. Андрей Болотов, русский просветитель XVIII века, чьи «Записки» являют лучшую русскую прозу того времени, — тоже личность, не идущая за «всеми» в своих решениях. А «История государства Российского», где выпукло и любовно вылеплены неповторимые русские характеры!
Русский характер — это не только «маленький человек» Акакий Акакиевич, но и «большой человек» — древний князь, гордо бросающий «Иду на вы», победитель Мамая Дмитрий Донской, казачий атаман Ермак, императрица — Екатерина Великая, Суворов — имя им легион. Рачительный хозяин Хорь у И. С. Тургенева в «Записках охотника» — тоже типично русский человек. Как же совмещалось в русской душе роевое начало «с личностным»? Вот так и совмещалось. В русском национальном характере совмещаются противоположности. И непрерывно переходят друг в друга. Конечно, и у других народов можно найти подобные противоположности. Но только в России так наглядно «тезис оборачивается антитезисом»>17.
Бросаться из крайности в крайность — типично русская черта: от бунта к покорности, от пассивности к героизму, от созидания к разрушению, от расчетливости к расточительству (от «купца» к «ухарю») и наоборот. Можно говорить о максимализме русского характера. «Подлинно, — писал Н. А. Бердяев, — есть в русском духе устремленность к крайнему и предельному»>18.
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча.
. . . . . . . . . .
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой.
Об антиномизме и максимализме русского характера, о взаимном превращении крайних противоположностей забывать нельзя. Тем более что наши недоброжелатели, акцентируя порой внимание на одной стороне дела, делают вид, что другой не существует. Искажение выдают за истину.
Органическое единство общего и единичного нашло выражение в понятии соборности. Это зерно русской идеи, центральное понятие русской философии, слово, не поддающееся переводу на другие языки, даже на немецкий — самый всеобъемлющий по части философской терминологии.
Собор — это церковь. В храм Божий приходят все вместе, следуют общему ритуалу, но каждый остается самим собой, возносит к Превышнему свою персональную молитву, держит ответ перед ним за свои поступки, ожидая воздаяния. Другое значение слова «собор» — собрание, церковный съезд; немецкий эквивалент — das Konzil. На этом основании С. Франк предложил «соборный» переводить как Konzilia-risch. Л. Карсавин возражал, отмечая, что «соборный» не означает «признающий соборы как высший авторитет», карсавинский перевод — symphonisch («соборность — это симфония, гармоническая согласованность, всеединство»).
Н. Лосский был убежден в непереводимости термина. «Слово «соборность», — писал он, — уже принято в немецкой и англо-американской литературе. Содружество (Fellowship) английских и православных христиан, существующее в некоторых городах Великобритании и Соединенных Штатов Америки, издает даже журнал под названием «Sobornost»>19. Журнал «Sobomost» выходил в Англии в середине XX века, ныне он прекратил свое существование; в ходу негативные оценки соборности. Так, живущий в Англии И. Голомшток утверждает: «Соборность — типично русское понятие, но я продолжаю считать, что национальные особенности здесь ни при чем. Каждый народ проходит стадию коллективного сознания. Потом это рассыпается. Русское сознание просто отстало от европейского»