– На этом съезде такое бывало, Рози. Вот будет смеху-то, если на нас накинутся, подозревая, будто мы сторонники Хартманна!
На этот раз она все-таки обернулась. Он шагал вперед, держа руки в карманах: то белая кроссовка, то черная. Рикки не ошибся: одно плечо было явно выше другого.
И в том, как он не обращал на них внимания, было нечто слишком нарочитое.
Хорошо хоть, что он действительно щуплый и низкий. Но, с другой стороны, Рикки ведь не Арнольд Шварценеггер!
Как только они свернули за угол, Рикки схватил ее за руку – и они бросились бежать. Сара покачивалась на своих модных шпильках, вечерние туфли Рикки громко шлепали по прорезиненной дорожке. Переход крутился и изгибался. Она то и дело оборачивалась, но признаков преследования не было.
Они сбавили скорость. Сара жадно хватала ртом воздух, и Рикки из сострадания сделал вид, будто задохнулся.
– Еще один поворот, и мы вернемся в «Хайатт», – сказал Рикки. – Очередной потенциально неприятной конфронтации удалось избежать. Вот как мы, люди восьмидесятых, решаем проблемы.
Они завернули за угол – и он оказался там. Прижался спиной и щекой к прохладному кафелю, оценивающе глядя на них. Он начал насвистывать «Маки-Нож».
Сара схватила Рикки за запястье и поспешно утянула обратно.
– По-моему, ты неправа, Рози, – заметил он. – Нам следовало просто смело пройти мимо него.
– Разве ты не понял? – Ее охватил ужас. Он горел в ее глазах, словно раскаленная проволока. – Как он оказался впереди нас?
– Через какой-нибудь служебный ход. Мы уже рядом с отелем. Если он что-то начнет, мы сможем устроить большой шум, и кто-нибудь придет нас спасать.
И тут он выскочил из стены прямо на них. Словно акула.
Рикки с изяществом танцора завел Сару себе за спину.
– Какого черта ты вытворяешь?
– Весело-весело! – сказал парнишка с сильным немецким акцентом и расхохотался, брызжа слюной. – Сегодня все рухнут.
Воздух громко вибрировал и давил, словно влажная ночь за стенами искусственной прохлады «Пичтри». Паренек по-каратистски замахнулся, метя Рикки в шею.
Рикки недаром был прекрасным теннисистом. Его рефлексы оказались на высоте: он блокировал удар своей тощей рукой.
Ребро ладони прошло сквозь нее. На секунду что-то пронзительно взвизгнуло, словно электропила, попавшая на сучок в доске, а потом предплечье и кисть Рикки просто вроде как отвалились.
Рикки застыл, глядя на алое кольцо крови, бьющей из облаченной в рукав пиджака культи. Сара завизжала.
Рикки вскинул руку, направив струю крови в глаза нападавшему. Паренек отшатнулся, вытирая глаза. Рикки бросился на него, размахивая руками.
– Рози, беги!
Ноги ей не повиновались. Рикки колотил паренька культей и неумело сжатым кулаком. Это выглядело как избиение малышей: Рикки был на голову выше, и руки у него были сантиметров на пятнадцать длиннее…
Этот звук повторился. Сара поняла, что будет слышать его всю оставшуюся жизнь, стоит ей только попытаться закрыть глаза. Она ощутила запах, похожий на горящие волосы.
Рука у Рикки отвалилась у самого плеча. Его кровь вырвалась на стену – белую с мозаичным синим, зеленым и желтым рисунком.
Он повернул к ней лицо мученика.
– Рози, – сказал он – и его десны были кровавыми вспышками, – прошу тебя, беги, ради бо…
Рука взмахнула почти игриво. Его нижнюю челюсть отрезало вместе с остатком слова. Его язык полоскался без опоры мерзкой пародией на страсть.
Она повернулась и бросилась бежать. Звуки бойни продолжали ее преследовать. Когда она свернула за угол, у нее отломился каблук. Она упала на колено – и звук столкновения получился резким, как выстрел. Ее проволокло шагов двадцать и бросило на стену. Она попыталась встать, но нога не выдержала ее веса, и она тяжело рухнула на кафель.
– Ох, Рикки! – прорыдала она. – Прости!
Она просила прощения за то, что не смогла воспользоваться шансом на спасение, за который он заплатил своей жизнью, за странную постыдную волну облегчения, пришедшую вместе с ужасом при мысли о том, что ей не придется гадать, что между ними произойдет в очередную ночь у него в номере.
Она начала ползти на локтях, подняв колени, переезжая на попе. Он появился из-за угла – и показался ей четырехметровым гигантом. Его куртка и открытые части тела были залиты кровью, казавшейся неестественно яркой в свете люминесцентных ламп. Он улыбался, щеря зубы, похожие на неровный забор.
