– Как… как ты… вошел?
– Я же шпион, ты не забыл?
Острая боль чуть успокоилась. Тах провел языком по верхней губе, ощутив солоноватый привкус.
– Не слишком хорошая профессия, – сказал Тахион.
– Нам нужно было поговорить.
Джордж копался в брошенной кое-как одежде Таха, пока не отыскал фляжку.
– Ты мог просто уехать, – проныл такисианец, ненавидя себя за слабость. – Ускользнул бы в Европу или на Восток… начал бы все сначала. И оставил бы меня расхлебывать эту гадостную кашу.
Поляков глотнул бренди.
– Я слишком многим тебе обязан, чтобы так сделать.
Слабая горькая улыбка коснулась тонких губ Тахиона.
– Что? Ты не поверил в прискорбный нервный срыв Грега?
– Думаю, ему немного помогли.
Тахион вздохнул.
– Все висело на чертовом волоске.
Поляков хмыкнул:
– Так веселее.
Тахион принял протянутую фляжку и сделал небольшой глоток.
– Ты не любишь веселье. Ты любишь, чтобы все было незаметно и эффективно. Джордж, что мы будем делать? Вместе сядем в тюрьму?
– А чего хочешь ты?
– Гордость не помешает мне униженно просить. Помоги мне, пожалуйста! Мои приемные дети, мой внук – что с ними станет, если меня посадят? Прошу тебя, пожалуйста, помоги мне!
Мужчина сел на кровать, заставив матрас заскрипеть и накрениться.
– С чего это я стану это делать?
– Потому что ты у меня в долгу, помнишь?
– Наверное, мы больше никогда не увидимся.
– И это я тоже уже слышал.
Русский глотнул еще бренди.
– Как ты намерен контролировать Блеза?
– Заставлю его меня полюбить. Ох, Джордж, куда он делся? Где он? Что, если ему плохо и я ему нужен, а меня рядом нет!
Голос Тахиона звучал все пронзительнее. Поляков толкнул его обратно на подушки.
– Истерикой делу не поможешь.
Тах скомкал край одеяла и устремил напряженный взгляд в дальнюю стену.
– Позволь мне успокоить тебя хотя бы в одном. Я уже позвонил в ФБР и предложил сдаться в обмен на твою неприкосновенность.
– Ох, Джордж, спасибо! – Его голова устало упала на подушку. – Прощай, Джордж. Я бы предложил пожать тебе руку, но…
– Мы попрощаемся по-русски.
Поляков обнял его и крепко поцеловал в обе ввалившиеся щеки. Тахион ответил по-такисиански, поцелуем в лоб и губы.
На пороге спальни русский остановился.
– Почему ты решил, что можешь мне верить?
– Потому что я такисианец и все еще верю в честь.
– Маловато ее вокруг.
– Принимаю ее везде, где нахожу.
– Прощай, Танцор.
– Прощай, Джордж.
Глава 8
25 июля 1988 г., понедельник
8.00
– Политически ты труп, – завил Девон.
Голос у него был почти радостным. Грегу захотелось разбить ему лицо в лепешку. С Кукольником все было бы просто.
Но Кукольник ушел. Умер.
– Я не уйду, Чарльз, – возразил Грег. – Ты что, оглох? Это просто мелкая неудача.
– Мелкая неудача? Господи. Грег, как ты можешь такое говорить? – Девон потряс принесенными газетами. – Все редакционные колонки негодуют. «Ю-эс-эй тудей» провела опрос, показавший, что восемьдесят два процента американцев считают тебя психом. Эй-би-си и Эн-би-си провели телефонные опросы, по результатам которых ты сейчас отстаешь от Буша на шестьдесят процентов. В Си-би-эс даже этого делать не стали: по их опросу, ровно девяносто процентов населения считает, что тебе вообще нужно отказаться от выдвижения. Как и я.
Девон еще раз прошелся по опустевшему пресс-центру.
– Джексон страшно зол, хоть и пытается все сгладить, – продолжил он. – Избирательный комитет хочет, чтобы ты уже утром представил свое письменное заявление о снятии своей кандидатуры. Я обещал, что получу его.
Грег поник в кресле. По телевизору снова показывали его – вернее, Тахиона – срыв. Грег встал и спокойно прошел к телеприемнику.
И ударом ноги разбил трубку.
Девон выразительно посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Пусть эти опросы идут подальше, – сказал Грег. Он гневно посмотрел на Девона, не обращая внимания на осыпающееся со штанины стекло. – Я в опросы не верю. Черт, дайте мне провести дебаты с Бушем, и я ему яйца оторву. Он не динамичнее пересушенной гренки. И это моментально изменит результаты опросов.
– Буш не станет проводить с тобой дебаты, Грег. Он не подойдет к тебе и близко, а если ты станешь настаивать, то он выставит тебя дураком. Напиши заявление. Грег.
