Грег сидел в гостиной своего номера. Телевизор, намертво закрепленный в мебельной стенке, был настроен на канал Си-би-эс: там Дэн Разер освещал открытие съезда. Грег осторожно опустил решетку клетки, удерживавшей Кукольника. Способность рванулась на волю, выискивая Алекса. Грег только что видел агента в коридоре и знал, что Рэй отправил его проверить лестницы. На лестничных клетках часто оказывались посторонние люди: лоббисты, пытающиеся пробраться на этажи кандидатов, репортеры, поклонники или просто любопытствующие. Вероятность того, что Алекс кого-нибудь там обнаружит, была высокой. Кукольник потянулся и нырнул в знакомую нишу в голове у агента.
«Наконец, – вздохнула сила. – Наконец!»
«Осторожнее, – предостерег Кукольника Грег. – Не забывай, что в последнее время происходит. Действуй аккуратно».
Кукольник огрызнулся:
«Заткнись! Все нормально. Все снова идет по-нашему. О Кристалис наконец-то позаботились. Странница найдет ту куртку, а Маки мы натравили на Даунса. Съезд начался хорошо. Этот мне нужен. Разве ты не чувствуешь голода? Не забывай: если я уйду, ты умрешь со мной. Я об этом позабочусь».
Высказав эту угрозу, его способность отвернулась, полная алчности. Через Кукольника Грег почувствовал, как в Алексе поднялась волна предвкушения. Он знал, что это значит: охранник кого-то обнаружил. Грег мог себе представить происходящее: наверное, там оказался какой-нибудь парнишка-натурал в блеклых джинсах и футболке, увешанной крупными значками «Хартманн в 88», и в дешевой джокертаунской маске на своем совершенно нормальном лице. Алекс уставится на него, держа руку слишком близко к выпуклости кобуры под спортивной курткой, громко гаркая приказы.
Кукольник взрезал матрицу эмоций Алекса, отсекая плотные синие слои долга и темно-коричневые узы морали, добираясь до оранжево-красной жилы маниакальной жестокости. Кукольник питал ее, усиливая и распаляя. Она легко вспыхнула. Пора!
(Сейчас Алекс уже орет, напрягая шейные жилы, а щеки у него стали багровыми. Он выбросит руку вперед, сграбастает футболку, заставив значки загреметь жестянками, и начнет трясти парня, как нашкодившего щенка. Маска упадет на пол и сомнется под подошвой дорогого башмака Алекса.)
«Да!» Кукольник смаковал эмоции – и Грег ощущал их вкус вместе с ним. Тут была чистая ярость, обещавшая настоящий пир. Кукольник жадно наклонился к ней, еще сильнее взвинчивая эмоции, еще немного усиливая сигнал…
(Алекс замахнется и отвесит пареньку пощечину, заставив голову мотнуться в сторону. Из рассеченной губы потечет кровь, а паренек вскрикнет от страха и боли, внезапно перепугавшись.)
…И это произошло снова. В голове у Грега постороннее вмешательство ощущалось как холодная обсидиановая стена, воздвигшаяся между ним и Алексом и отбросившая Кукольника назад.
Способность внутри Грега взвыла от бессилия и ярости, кидаясь на стену снова и снова – и каждый раз отлетая назад. Грег услышал за стеной смех и все тот же тихий голос.
Вот только на этот раз – на этот раз он смог разобрать слова.
«Ты гребаный сукин сын, Хартманн, но я наконец-то нашел способ тебя свалить, правда? Я нащупал твою слабину, дружище Грегги! Я отыскал у тебя внутри твоего гребаного дружка, того туза, которым ты бил меня, и Мишу, и Моргенштерн, и всех остальных. Только теперь твоего туза смогу разыграть я, как когда-то разыгрывал ты. Я не допущу его к его марионеткам, я буду морить его голодом – и что тогда станет с тобой, сенатор? Что будет, когда твоя способность обратится против тебя?»
Слова прекратились, закончившись издевательским смехом.
И Грег с ужасом понял, что узнает этот голос. Он понял, кто находится за этой стеной, – и, похолодев, содрогнулся.
Гимли. Это был Гимли!
«Ты же мертв! – крикнул он вслед голосу. – Ты мертв, твое чучело стоит в музее! Я сам его видел. Тебя убил Тифозный Кройд!»
«Мертв? – Смех зазвучал снова. – Я сейчас действительно кажусь тебе мертвым, Хартманн? Спроси дружка, которого ты держишь у себя взаперти, реально ли я существую. Нет, не мертвый я. Я просто изменился. Мне долго пришлось возвращаться…»
Голос постепенно стих. Стена исчезла.
