– Сара, прости меня.
Она издавала какие-то невнятные стонущие звуки. Кончики ее пальцев призрачно скользнули по его понуренной голове. Он продолжал стоять перед ней на коленях.
– Что он делает? – спросила она наконец беспомощно.
– Устраивает чересчур театральную такисианскую сцену. В моменты стресса он начинает вести себя вот так необычно, – проворчал русский. – Я оставлю вас вдвоем.
За ним тихо закрылась дверь, и его тихие шаги удалились по коридору.
Она потянула Тахиона за плечо.
– Ах, встань, пожалуйста.
Охнув от боли в треснувших ребрах, Тахион поднялся на ноги.
– Прости, если я тебя смутил, но слова тут не годились. Я был чудовищно неправ.
– Тогда… тогда…
– Да, ты не сошла с ума, – сказал он, отметая ее главное опасение. – Я столкнулся с чудовищем.
Она расплакалась. Он осторожно вытянул палец и вытер ее щеки.
– Ох, Рикки!
Он притянул ее к себе, ощутив под ладонями острые лопатки.
– Тихо. Все уже позади.
Запрокинув голову, она заглянула ему в лицо:
– Правда? На самом деле?
– Да. Мы его притормозили. Ему уже не удастся снова набрать вес.
Ее ресницы затрепетали, опускаясь на щеки.
– Значит, мне уже ничего не угрожает?
– Да.
Он поцеловал ее, ощутив вкус ее слез. Ее платиновые волосы упали ему на плечо: она уткнулась лицом ему в грудь. Какая крошечная! Она была одной из тех немногих женщин этой жаркой и тяжелой планеты, рядом с которыми он чувствовал себя высоким. Светлая, приближающаяся к такисианским канонам красоты. И теперь он вспомнил, что его влекло к ней. Три года назад, когда она вошла в его жизнь, умоляя спасти жалкого джокера Клецку, которого ложно обвинили в убийстве. И вот теперь он снова стал собой… по крайней мере физически. И ему одиноко, страшно и больно, и ей тоже…
Он начал целовать ее в губы.
Она никак не могла быть девственницей, однако в ее ответе было нечто очаровательно робкое и неловкое. Он подхватил ее на руки – и снова застонал.
Ее голова резко запрокинулась, так что на худой шее напряглись жилы.
– У тебя травма.
– Пустяки.
Он заковылял к кровати, игнорируя боль, и уложил на нее Сару.
Он удивился этому внезапному приливу либидо в тот момент, когда вся его жизнь рухнула, но тут же понял, что эта реакция вполне уместна. Такисианский дух несгибаем и всегда стремится вырвать победу из поражения, творение из отчаяния.
Тах приостановился и спросил:
– Ты меня хочешь?
– Да! О да! Я так благодарна! Так глубоко благодарна!
Она задохнулась, и слезы смочили волосы у ее висков. Проведя ладонями по ее бедрам, Тах зацепил резинку ее колготок и стянул вниз. И заметил, что дорожки и дыры превратили их в рваную паутину, прихваченную ураганным ветром.
– Ах, бедняжка моя! Моя малышка!
И внезапно он зарыдал. Судорожные вздохи отдавались в его ребрах мучительной болью. Сара смотрела на него с ужасом, прижав ладони к щекам.
– Ох, не надо! Пожалуйста, не надо! Что случилось?
– Я ему доверял, а он меня предал. И вот теперь, – тут он махнул рукой примерно в направлении Пидмонт-парка, – они считают, что их предал я. Я так устал. Так устал!
Сара бережно раздела его. Уложила под одеяло. Ее обнаженное тело было таким же холодным, как и у него. Долгое время они просто обнимали друг друга и дрожали, пока их мысли и тело пытались успокоиться. Тахион положил ладонь на одну крошечную грудь. Сара лежала у него на руке, указательным пальцем прослеживая линию его губ.
– Наверное, хорошо, что я не на Такисе.
– Почему?
– Я уже давно был бы мертв. Если всего лишь человек, землянин, способен перехитрить меня в такисианской игре…
Он тряхнул головой.
– И что это за игра?
– Интриги. Я знаю Хартманна двадцать лет. И я даже ни разу его не заподозрил!
– Он очень хитер. Я всю жизнь потратила на то, чтобы его выследить… – Ее голос чуть сел и охрип от горечи, – и сломала ее.
– Но теперь ты добилась успеха. Оно того стоило?
– Не знаю.
Она вздохнула, и он ее поцеловал.
Тахион вдруг коротко хохотнул, а потом приглушенно застонал.
– Я понятия не имею, где сейчас мой тринадцатилетний внук. Невероятно, правда? Я так занят своей ролью на великих подмостках жизни, что не успеваю жить. Интересно, каково это – быть обычным человеком?
