…Прежде всего справа от нас выступили из темноты три больших позолоченных ложа… Боковыми сторонами каждого ложа служили фигуры чудовищных зверей… головы [их] вырезаны с потрясающим реализмом… Затем еще дальше направо наше внимание привлекли две статуи, две черные скульптуры фараона в полный рост. В золотых передниках и золотых сандалиях, с булавами и посохами в руках, со священными уреями-хранителями на лбу, они стояли друг против друга, словно часовые.
Это были главные предметы… Между ними, вокруг них и над ними громоздилось множество других вещей: сундуки с тончайшей росписью и инкрустацией; алебастровые сосуды, некоторые с прекрасными сквозными узорами; странные черные ковчеги; из открытой дверцы одного из них выглядывала огромная золоченая змея; букеты цветов или листьев; красивые резные кресла; инкрустированный золотом трон; целая гора любопытных белых футляров овальной формы; трости и посохи всевозможных форм и рисунков. Прямо перед нашими глазами на самом пороге комнаты стоял великолепный кубок в форме цветка лотоса из полупрозрачного алебастра[14]. Слева виднелось нагромождение перевернутых колесниц, сверкающих золотом и инкрустациями, а за ними — еще одна статуя фараона».
Однако никаких признаков погребения, ни саркофагов, ни мумии не было и в помине. Присутствующие решили было, что открыт еще один тайник. Но когда внимательнее вгляделись в правую стенку комнаты, где, устремив друг на друга пристальный взор, стояли деревянные покрытые черной краской статуи фараона — изображения его Ка, то между ними заметили еще одну замурованную дверь. Появилась надежда, что за нею имеются и другие помещения и в одном из них, быть может, укрыт саркофаг с мумией царя.
Закрыв вход в гробницу и оставив охрану, археологи, потрясенные увиденным, возвратились на свою базу. Весь вечер строились догадки, предположения о том, что находится за третьей дверью. «Я думаю, что в ту ночь почти все не спали» — так завершает рассказ об этом незабываемом дне Г. Картер.
27 ноября работа началась с рассветом. Прежде всего в гробницу провели электрическое освещение. Одновременно фотографировались и зарисовывались печати на второй двери. Затем разобрали ее и вошли в переднюю комнату — как она была названа Г. Картером и как будет в дальнейшем именоваться нами. Естественно, как только доступ в нее был открыт, археологи прежде всего подумали о третьей запечатанной двери. Здесь их постигло разочарование. Внизу, на уровне пола, выделялась заделанная и запечатанная небольшая брешь, достаточная, однако, для того, чтобы через нее мог пробраться мальчик или очень худой мужчина.
Как ни хотелось Г. Картеру, лорду Карнарвону и другим археологам проникнуть за манившую их своей загадочностью дверь, об этом нечего было и думать. Для того чтобы убрать обмуровку, неизбежно пришлось бы сдвинуть с места кое-какие предметы. Могло случиться и худшее — некоторые из них могли быть повреждены, чего, разумеется, следовало всячески остерегаться.
Один из непререкаемых законов современной археологии гласит: ничего не может быть взято или сдвинуто с того места, где находилось в момент открытия, пока не будет точно зафиксировано на плане и сфотографировано, а в случае необходимости и зарисовано. Особенно хрупкие предметы следует подвергнуть тут же предварительной консервации — в противном случае возможен непоправимый ущерб. Труд археолога во многом напоминает работу следователя и технического эксперта уголовного розыска одновременно: как последние по мельчайшим следам и приметам восстанавливают картину совершенного преступления и изобличают виновного, так и умелый археолог заставляет говорить вещи, которые, как правило, рассказывают о событиях, отстоящих иногда на тысячи, а то и на десятки тысяч лет от наших дней. Но рассказ будет правдив только в том случае, если все предметы останутся на тех же местах, где когда-то в последний раз прикасались к ним люди. Г. Картер принял единственно правильное с научной точки зрения решение: вскрыть замурованную дверь лишь тогда, когда в передней комнате будет завершена вся работа и ее полностью освободят.
