— Именно так, — Эйе возликовал. Он ненавидел Тутмоса, к которому царица была благосклонна. — Кстати, — он обратился к фараону, — царица Нефертити сама сможет удостовериться в этом, если возжелает завтра с нами выехать в Куш.
— Прекрасная мысль. Смена обстановки — лучшее снадобье от тоски, поддержал фараон.
— Мне надо завершить постройку дома, — бесстрастно заключила царица. А в Куш какими судьбами?
— На хеб-сед. Не поехать нельзя. Он мой должник.
Нефертити шумно перевела дыхание.
— Ох уж эти хеб-седы… Кому они нужны, если народ знает, что умерщвление старого царя — всего-навсего обман?
Тутанхамон согласно кивнул.
— Да, матушка. Жизнь мельчает изо дня в день. Настоящий хеб-сед справляли наши предки. И справляли справедливо, ибо старый фараон действительно не вправе управлять государством.
Эйе насупился и жестко бросил:
— Старый лев все равно остается львом.
— Дряхлым и никому не нужным, — не глядя на него, презрительно перебила царица. — А потому и завистливым.
— Так ты поедешь, царица? — спросил фараон.
Нефертити ответила не сразу. Она вспомнила мужа, который всегда твердил, что не доживет до своего праздника. Боги отвернулись от меня, потому что я отвернулся от них, говорил он тогда.
— Мой муж не дожил до своего хеб-седы. А посмотреть этот праздник мне бы хотелось. Только не следует из моей поездки делать какие-то выводы, она смерила Эйе уничтожающим взглядом. — Пойду приготовлюсь, — добавила она и направилась к выходу. Но, увидев торопливо входящую дочь, остановилась.
— Мама, а я тебя ищу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Нефертити, целуя благоухающие волосы дочери.
— Уже не болит, будто ничего не было, — пропела Анхеспаамон, прижимаясь к матери.
Эйе сделал шаг и поклонился.
— Мой фараон, позволь мне удалиться.
— Иди, Эйе, иди. Не забудь про подарки. Да, постой. Утром я подготовлю указ, а ты мне собери глашатаев.
— Какой указ? — спросила Анхеспаамон, усаживаясь и притягивая к себе мать.
— Невиданный в истории Египта и земли, — с вызовом воскликнул Эйе.
Тутанхамон помрачнел. Похоже, этот старый сановник злоупотребляет его благосклонностью.
— Мне виднее, дорогой Эйе. Ты свободен, — раздраженно проговорил он и отвернулся.
Эйе попятился к выходу.
— Поход на Палестину? — спросила Нефертити, выпив прохладительного напитка.
— Нет, моя царица. Вопрос внутригосударственного значения.
Анхеспаамон звонко рассмеялась.
— Как смешно. Не о моде ли идет речь?
— Ладно, иду собираться, — вздохнула царица и поднялась.
Тутанхамон подошел ближе к жене, затем в нерешительности посмотрел на царицу.
— Представляете? Мои поданные питаются овощными супами и бульонами. У них нет мяса, только кости. И я решил исправить положение.
— Каким образом? — полюбопытствовала юная жена.
— Кости нам, мясо простолюдинам.
Нефертити подскочила как ужаленная.
— Что же, вдове можно и отдельный дом, и кости… Ей все можно, — со смешанным чувством горечи и разочарования процедила она.
Анхеспаамон бросилась на выручку.
— Ты не права, мама. Он повелитель, ему виднее.
Фараон заметно огорчился. Не находя себе места, он принялся взволнованно ходить по залу.
— Стараюсь, стараюсь, а меня не понимают, — сокрушался он, — делаю все, чтоб царица Нефертити не чувствовала себя одинокой.
— Не обижайся, милый. Маме тяжело после кончины нашего зятя Сменхкара. После смерти отца Сменхкар, как тебе известно, продолжал его политику. Богохульническую, как теперь называют. А отца вообще уже зовут еретиком.
— Спокойной ночи, — бросила Нефертити и поспешно удалилась.
Дождавшись её ухода, Тутанхамон подошел к жене и неожиданно присел.
— Сокровище ты мое. Скажи ей как-нибудь при случае, чтоб не вмешивалась в мои дела. Я очень люблю и уважаю её, но в делах государственных мне никто не должен мешать.
За пять лет супружеской жизни Анхеспаамон никогда не видела мужа таким раздраженным. Несколько растерявшись, она попыталась его утешить.
— Успокойся, успокойся, мой любимый.
Бывает состояние души, когда успокаивающий больше раскаляет, чем умиротворяет.
Тутанхамон был неудержим.
— Я призван руководить народом, а не объедать его. Хотя бы ради человеческой справедливости. Народ — моя опора. Вот вернусь из Куша и сам лично проверю состояние дел простолюдинов.