— Нехорошо они говорят, — сказал он, глядя на меня снизу вверх и придерживая рукой повод моего коня. — Мой, твой… Все сейчас мой, твой. Такого сада в Китабе больше нет. Зачем же ему пропадать?
— Правильно, — сказал я. — Пропадать саду нельзя. Но надо дать сначала воду беднякам, а потом поливать сад.
Дехкане тут же стали разбирать запруду, и поливальщик с огорчением махнул рукой. Я разговорился с ним. В голове у него царила страшная путаница. Наряду со здравыми мыслями в ней уживались самые нелепые предрассудки.
— Зачем ты сказал бекским женам, что с них будут срывать чадру? — спросил я его.
Он засмеялся и сказал:
— Мало-мало пугал их… Они не хотели уходить из гарема.
Умаров (так звали поливальщика) сообщил нам, что главари эмирского ополчения бежали в Лянгар, Кошуль и Ташкурган, откуда легко было уйти в Восточную Бу-. хару через Сангардакский перевал.
Поливальщик очень сочувственно относился к Красной Армии и охотно согласился остаться при штабе бригады проводником.
Конфликт из-за воды, который произошел на наших глазах, был очень характерен для Бухары того времени. Поливальщик слышал, что Советская власть объявила все богатства общим достоянием, но не учитывал психологии дехкан, которые прежде всего беспокоились о собственном хозяйстве и стремились использовать свои новые права в личных интересах.
Али Умаров стал одним из активнейших организаторов Советской власти в Китабе. Неграмотный, но наделенный ясным умом, он сумел возглавить борьбу дехкан с эмирскими чиновниками, ишанами и муллами. Вокруг Умарова образовался крепкий актив бедняков. После гибели Умарова, убитого басмачами во время антинародного восстания в Восточной Бухаре, созданная им коммунистическая ячейка продолжала успешно бороться с врагами Советской власти, с врагами узбекского народа.
* * *
30 августа 1920 года части 1-й Туркестанской кавалерийской дивизии пошли на Гузар — один из самых крупных городов Бухары. Тому, кто первый раз приехал в Гузар, казалось, что он попал не в город, а на огромный базар, раскинувшийся на несколько верст. Сотни лавок под общей крышей, десятки караван-сараев, заваленных всевозможными товарами, оживление на доро-гах и в узких городских улицах, крики зазывал поражали путника уже у городских ворот.
Река Гузар-Дарья делит город на две части. На заречной стороне находилась крепость — резиденция гузарского бека. Стены крепости, являясь как бы продол-жением отвесного берега, возвышались на тридцать метров. Крепость была взята нами штурмом после нескольких артиллерийских залпов, разрушивших ворота и часть стены.
Из Карши на помощь Гузару шла конница каршинского бека с приказом отбросить «неверных» за перевал Тахта-Карача.
Город Карши занимал в Бухаре особое положение. Это была родина эмиров из династии мангитов. С тех пор как первый эмир этой династии Музафер-хан всту-пил на бухарский престол, беком Карши назначался наследник эмира. В ожидании царского престола наследники (ката-тюря) учились на каршинском бекстве искусству управлять государством. Большинство населения Карши принадлежало к роду мангитов и поэтому считало себя в родстве с царствующей династией. Этим объяснялась преданность населения эмиру.
Конница каршинского бека была разгромлена во встречном бою частями 1-й Туркестанской кавалерийской дивизии, а сам бек 31 августа бежал из Карши. В тот же день Карши был занят нашими войсками.
Половину задания дивизия выполнила. Осталось не допустить отхода противника из Старой Бухары на юг и восток. Но сделать это оказалось не так-то просто. Связь с остальными группировками наших частей мы поддерживали кружным путем, через Самарканд, и к 31 августа не знали, как развиваются операции под Старой Бухарой. Это и заставило нас беспокоиться, так как по приказу командующего фронтом М. В. Фрунзе Старая Бухара уже должна была быть в наших руках.
На совещании у начальника дивизии я предложил выслать в направлении Старой Бухары усиленный эскадрон. Но Швецов не согласился, так как это ослабило бы дивизию, и без того растянувшуюся тонкой цепочкой. Начались томительные дни ожидания. Личного состава едва хватало для несения караульной службы и ухода за лошадьми. Красноармейцам, утомленным переходом по страшной жаре, удавалось спать не больше трех — четырех часов в сутки. Крайнее переутомление людей и лошадей позволяло вести разведку только в близлежащих кишлаках. О глубокой разведке нечего было и думать.
