Теперь он был здесь. В клетке.
– Что с тобой? – Олли дотронулась до моего плеча. – Тебе не нравится?
Не нравится? Это создание с серебристой шкурой и огромными глазами цвета янтаря? Я никогда не видел ничего более потрясающего.
– Нравится. Просто…
– Что?
В ту секунду волк яростно зарычал, оскалив зубы. Он навострил уши, и шерсть на его загривке встала дыбом.
Казалось, Парсона и Хирама это не впечатлило. Дрессировщик расхохотался и подошёл к двери клетки, заставив волка попятиться.
– Сюда, Хирам. Приготовься.
Мальчик подошёл к отцу, крепко сжимая палку с удавкой. Как только Парсон приоткрыл дверь, Хи рам просунул палку внутрь и попытался на кинуть петлю на шею волка. Ему не удалось, и я улыбнулся.
Но когда Хирам просунул сквозь решётку шест с железным наконечником, моя улыбка исчезла.
– Ну же, сынок, пошевеливайся! – воскликнул отец.
«Вот бы волк выскочил из клетки, – подумал я. – Парсон бы не поймал его, и тогда…»
Хирам поднёс палку с удавкой к шее волка и ткнул в него шестом.
– Получай, тварь! – крикнул он.
Волк заскулил от боли.
– Нет! – закричал я, вскочив.
– Тише ты! – Олли схватила меня за руку. – Сиди на месте!
Я нехотя послушался. Парсон и Хирам были слишком заняты волком и не услышали нас.
– Они не должны этого делать! – воскликнул я.
– Конечно, должны, – возразила Олли. – Мы в цирке. Как, по-твоему, дрессируют животных?
– Не знаю. Не так.
– Это единственный способ. От животных нас отделяют только Парсон и Хирам. Без них звери бы разорвали нас.
Я не мог поверить своим ушам. Она что, на стороне этих мучителей?
– Вы заслуживаете этого, – отрезал я.
И, не дожидаясь ответа, выскочил из шатра и побежал к реке.
– Я помню эту испанскую майолику Чтобы достать её со дна реки, пришлось немало потрудиться, да?
Старый Сэл внимательно посмотрел на меня.
– Ты пришёл поговорить о том, что лежит у меня на полу?
Я сел в кресло у потухшего камина.
Была почти полночь. Я так и не смог уснуть и наконец вышел прогуляться по берегу реки. Как бывало всегда, через пару минут я уже шёл в сторону лачуги Старого Сэла, зная, что он не спит.
Я не ошибся. Пройдя рыбацкий док, я увидел своего наставника. Во рту у него была неизменная трубка, голову украшала фетровая шляпа. Его седая борода выглядела идеально (и я не понимал, как ему это удавалось). Я не знал, сколько лет было Старому Сэлу, но за всё время нашего знакомства он не изменился.
– Что случилось, мой мальчик? Проблемы с друзьями?
– С Тодом и Наки? Нет. Рано или поздно Тод переломает Наки кости, но в целом всё хорошо.
– Значит, девочка?
Я опустил голову.
– Возможно.
Старый Сэл выпустил из серебряной трубки облако дыма.
– Подожди пару лет, и мы вернёмся к этой теме.
– Ну да, – промямлил я. По правде говоря, мы, мадларки, не были желанными партиями в любовных играх, поэтому я сомневался, что когда-либо меня ждала серьёзная беседа на эту тему.
– Раз у тебя нет любовных мук и проблем с работой, что тебя тревожит?
Я резко встал и начал расхаживать по комнате. Из всех знакомых мне мадларков лишь Старый Сэл имел в доме пол, достойный называться полом. Кроме того, Старый Сэл единственный курил серебряную трубку, а на его рубашках и штанах были целы все пуговицы. У него было множество вещей, которые можно встретить лишь в богатых домах. На пример, фламандский спинет[5] с самшитовыми клавишами, коллекция ваз из китайского фарфора и изящный пюпитр шестнадцатого века, который Старый Сэл использовал как вешалку для одежды.
– Сложно объяснить, – ответил я.
Так оно и было. Воспоминания о волке в клетке мучили меня. Почему? За свою короткую жизнь я видел много чего похуже. Детей, умерших от голода. Родителей, которые ради спасения остальных детей продавали старшего ребёнка на морское судно в качестве матроса или помощника на кухне. Почему я так переживал из-за зверя? Зверя, который при любой возможности убил бы меня.
– И всё же попробуй, – не отступал Старый Сэл.
Я снова сел в кресло.
– Сегодня я видел несправедливость, – начал я. Это было правдой. – Я вижу несправедливость постоянно, каждый день. И никогда ничего не делаю, потому что такова жизнь. Но…
