— Понятно. Однако я считаю, что вы все же могли бы выслушать мое мнение.
Гидеон остался стоять. Усилием воли он обуздал свой импульс к бегству.
— Просто скажите все как есть. Не приукрашивайте. И избавьте меня от выражения сочувствия.
— Договорились. Ваша АВМ затронула большую церебральную вену Галена, и к тому же она одновременно является врожденной и неоперабельной. С возрастом этот тип мальформации имеет тенденцию к разрастанию, и у вас уже есть признаки того, что она растет. Эта аномальная — прямая связь между артерией высокого давления и веной низкого давления — вызывает постоянное расширение вены и увеличение АВМ в целом. Кроме того, часть АВМ спровоцировала деформацию отточной вены, что, в свою очередь, вызывает ухудшение кровотока и приводит к еще большему расширению вены.
Доктор замолчал.
— Мое описание слишком сложно из-за технических терминов?
— Нет, — прохрипел Гидеон.
В некотором смысле, техническая терминология помогла справиться с овладевшим им ужасом. Тем не менее, сам факт, что все это происходит в его мозгу, заставлял все его нутро сжиматься.
— Прогноз не очень хороший. Я бы сказал, что у вас есть от полугода до двух лет жизни. Причем, наиболее вероятно, что смерть наступит примерно через год или даже чуть раньше. С другой стороны, анналы истории медицины окроплены чудесами. Никто не может точно сказать, что принесет нам будущее.
— Но есть ли шанс прожить, скажем, пять лет?
— Весьма призрачный. Но не совсем невероятный, — доктор замешкался. — У нас есть способ узнать больше.
— Я не уверен, что хочу знать больше.
— Вас можно понять. Но есть процедура, известная как церебральная ангиография, которая расскажет нам гораздо больше о вашей ситуации. Мы введем гибкий катетер в бедренную артерию в области паха или вставим его в сонную артерию в шее. Там мы выпустим краситель или контрастный агент. По мере его распространения по мозгу мы сделаем серию рентгенограмм. Это позволит нам получить подробное изображение АВМ. К тому же это более точно скажет нам, сколько времени у вас осталось... и, возможно, подскажет нам, как мы сможем повлиять на ее состояние.
— Повлиять на нее? В смысле?
— Через операцию. Мы не сможем удалить саму АВМ, но есть и другие хирургические варианты воздействия. Если так можно выразиться, мы «подкорректируем» ее края.
— Что это даст?
— Возможность продлить жизнь.
— Насколько?
— Это зависит от того, как быстро вена будет расти. Несколько месяцев, возможно, год.
Эти слова врача привели к долгому молчанию.
— Эти процедуры, — наконец заговорил Гидеон. — Насколько они опасны?
— К сожалению, в значительной мере. Особенно неврологические. Подобные операции имеют смертность от десяти до пятнадцати процентов и дополнительный сорокапроцентный риск повреждения мозга.
Гидеон посмотрел доктору в глаза.
— Пошли бы вы на подобные риски в моем положении?
— Нет, — без колебаний ответил доктор. — Я бы не хотел жить, если бы мой мозг был поврежден. Я не игрок, и шанс пятьдесят на пятьдесят меня не привлекает.
Невролог встретился взглядом с Гидеоном, его большие карие глаза выражали сострадание. Гидеон понял, что рядом с ним находился мудрец — один из немногих, которых он встретил за свою короткую и относительно несчастную жизнь.
— Я не думаю, что есть необходимость в ангиографии, — сказал Гидеон.
— Понимаю.
— Должен ли я что-то делать? Как-то…. менять свою жизнь… в связи с этим?
— Ничего. Вы можете жить нормальной, полноценной жизнью. Конец — когда он придет — вероятно, наступит внезапно, — доктор замолчал. — Это не совсем медицинский совет. Но если бы я был вами, я бы делал то, что действительно важно для меня. Если это связано с оказанием помощи другим, тем лучше.
— Спасибо.
Доктор сжал его плечо и тихо произнес:
— Единственное различие между вами и остальными людьми состоит в том, что — хотя жизнь коротка для всех — для вас она намного короче.
