Трубадуры, труверы, миннезингеры - страница 75

Шрифт
Интервал

стр.

Не может женщина… О, где ты, старина?
А рыцари в мужицкой их одежде!
И все теперь не то, что было прежде.
Из Рима к нам послания пришли,
С собой вражду и горе принесли.
Ужель теперь за радости былые
Мне суждено страдать? Слова пустые!
Слова греховные! Кто мыслит о земном,
Тому блаженствовать не суждено потом.
Увы, увы!
Увы! как все нам время отравило,
Что было так пленительно, так мило!
И в меде желчь находим мы теперь,
Прекрасен мир по виду, но не верь
Его цветам: он изнутри невзрачен,
И черен он, и, как могила, мрачен!
Кто прожил жизнь, тот мыслит об одном —
Загладить все греховное в былом
Своим раскаяньем недолгим в настоящем.
Вы, рыцари, оружием блестящим
Наделены: кольчугою, мечом,
Что в церкви освящен, и шлемом, и щитом!
На вашем месте я, нуждающийся, бедный,
Старался б заслужить себе в борьбе победной
Награду верную. Не в золоте она,
Не в лене дорогом. Награда мне одна
Теперь является желанной, неизменной:
Желал бы я копьем добыть венец нетленный!
Я б за море уплыл, и не слыхали б вы
Уж больше моего печального увы!

Умер Вальтер фон дер Фогельвейде, вероятно, вскоре после 1230 года. Место его вечного упокоения в саду Вюрцбургской соборной церкви, поддеревом, из-под ветвей которого разлетались по всему саду соловьиные песни. С его могилой связана прекрасная легенда. Будто бы поэт, любивший природу и резвых пташек, завещал, чтобы на его могильный камень насыпали пшеничные зерна и ставили воду для птиц, для чего он просил сделать в камне четыре углубления. И долгое время память великого певца свято чтилась, и птички каждый день находили на его могиле обильную пищу. Но в XV столетии капитул собора нашел более удобным потреблять эти зерна самому, сделав изменение в завещании Вальтера фон дер Фогельвейде, и в годовщину смерти певца каноникам стали раздавать пшеничные хлебы[139]. Сад, в котором был похоронен поэт, окружили крытыми галереями и высекли здесь эпитафию, написанную латинскими стихами:

Pascua, qui volucrum vivus, Walthere, fuisti,
Qui flos eloquii, qui Palladis os, obiisti,
Ergo quod aureolam probitas tua possit habere,
Qui legit hie dicat: Deus istius misere![140]

Вольфрам фон Эшенбах

Если произведения лирического поэта тесно сплетаются с его жизнью, с его личными взглядами и чувствованиями, то эпические произведения почти совершенно заслоняют от наших взоров образ самого певца. Творец эпического произведения, создавая его, сам становится на место читателя или слушателя. Он смотрит на свое создание, как смотрит на него посторонний. Перед ним проносятся волшебной вереницей лица и события, но они как будто чужды ему, как будто не созданы его собственным мозгом. Он созерцает их и точно записывает все свои поэтические видения, и только.

Но Вольфрам фон Эшенбах был слишком живой, слишком пылкой натурой для того, чтобы сделаться эпиком в полном смысле этого слова. Его эпос слишком субъективен, в нем ярко отразилась личность самого поэта. Он не может быть спокойным созерцателем своих же собственных созданий и беспристрастным рассказчиком всего им виденного. Он вступает в среду своих персонажей, беседует с ними, сам живет среди них. Порой он потешается над ними, как потешался бы, без сомнения, над живыми существами. Его юмор неподделен; он бьет неудержимо, как ключевая струя; он не останавливается ни перед кем. Он сравнивает стройный стан прекрасной дамы с зайцем, протянутым на вертеле; об одном рыцаре, плакавшем от радости, он говорит, что глаза его не годились бы никуда в качестве колодцев, так как не удерживают в себе воды.

О жизни Вольфрама мы знаем очень немного. Родился он около 1170 года в Северной Баварии, в Эшенбахе (так назывались и замок, и местечко), близ Анспаха. Происходил он из древнего рыцарского рода; на его происхождение указывает постоянно прилагавшееся им самим, прилагаемое и до сих пор к его имени слово «Неrr» (господин). Он гордился своим рыцарским происхождением, своей рыцарской жизнью и придавал последней гораздо больше значения, чем своим поэмам из рыцарской жизни и песням любви.

В «Парцифале», важнейшем из своих крупных произведений, он высказался в том смысле, что желал бы быть любимым более за свое рыцарство, чем за свое пение: «Мое призвание — рыцарство; пусть сохранится мое мужество; а кто меня любит за пенье, тот, думается мне, плохо знает меня». В другом месте он с гордостью говорит: «Zum Schildesamt bin ich geboren» — я родился, чтобы носить щит, быть рыцарем.


стр.

Похожие книги