Но вскоре после этого, по причинам, нам неизвестным, Бертран снова обратил свои помыслы к Матильде Монтаньяк. Тогда-то он и написал то стихотворение, лучшие строфы которого приведены нами в начале настоящего очерка. Он приписывает причину размолвки между ними льстецам, окружающим Матильду и клевещущим на него:
Я знаю все, что лгут вам про меня
Льстецы презренные, клянусь вам я!
Не верьте им, их речь полна обмана;
Не уклоняйте сердца своего
Вы от меня, служителя его;
Подругою останьтеся Бертрана.
Но Матильда не смягчалась. Она отлично знала, как это знаем и мы, что причина размолвки лежала не в наговорах льстецов, а в увлечении нашего трубадура прекрасной Гюискардой. Но Бертран и в деле служения дамам проявлял ту же настойчивость, которая так громко кричит о себе в его воинственных сирвентах. Он решился затронуть тщеславие оскорбленной Матильды и обратился к ней с новой песнью. Вот ее содержание. Поэта прогнала прекрасная сеньора — хотя и без всякого основания. Он беспомощен и, если не отыщет дамы, которая была бы подобна первой, совершенно откажется от любви. Но так как ни одна из дам не может сравниться с первой по красоте, приятности и вообще по прелести существа своего, он хочет заменить утраченную тем, что будет искать помощи у прославленных дам своего времени; у каждой из них он позаимствует то преимущество, которым она особенно отличается. Свежий цвет лица и чудный взгляд он возьмет у прекрасной Цимбелины; Элиза предоставит ему свое умение вести остроумную беседу; виконтесса Шалэ даст свою шею и свои нежные руки; Агнесса Рошкуар — свои замечательные волосы; у госпожи Одиар он позаимствует ее приятный нрав; у Гюискарды — ее стройное, юное тело… Тогда составится истинный образец красоты. Но поэт сознает, что ощущает в душе стремление не к этому идеалу, а к своей разгневанной Матильде… В заключение он спрашивает ее, почему же она пренебрегает им, несмотря на его преданную любовь?
Но ни клятвы, ни тонкие комплименты не помогали. Тогда Бертран отправился к виконтессе Шалэ и просил у нее, чтобы она приняла его в качестве своего рыцаря. Дама, к которой обратился наш трубадур, отвечала ему: «Господин Бертран, ваши слова доставили мне, с одной стороны, радость, а с другой — принесли огорчение: радость вы доставили мне тем, что пришли ко мне и предложили себя в качестве рыцаря; огорчение же мое происходит из опасения, что вы подали какой-нибудь повод к образу действий госпожи Матильды. Я узнёю всю правду в этом деле и постараюсь, если это удастся, вернуть вам ее милость; если же выяснится, что вина на вашей стороне, то ни я, ни другая какая дама не примем вас в качестве своего рыцаря». Так устроилось третейское посредничество. Бертран очень обрадовался такому исходу дела и обещался, если он не вернет себе любви Матильды, никогда не служить никакой даме, кроме виконтессы. Она же обещала принять его в качестве кавалера, но только при наличности двух следующих условий: во-первых, если попытка к примирению окончится неудачей и, во-вторых, если выяснится невиновность Бертрана. Даме, вызвавшейся быть посредницей между сторонами, удалось убедить Матильду в наличности недоразумения. Матильда согласилась примириться с Бертраном, но прежде всего она потребовала, чтобы и трубадур, и дама-посредница обоюдно освободили друг друга от данных ими обещаний.
Этот случай, характеризующий эпоху, далеко не единственный. Даму и ее рыцаря обоюдные обещания связывали в такой же степени, в какой связывали они вассала с его сеньором. Само существование таких обещаний считалось как бы делом чести, и для изменения взаимных отношений необходимо было отречься от обещаний.
Война и любовь — вот к чему сводились все стремления Бертрана. Имея перед собой все то, что сохранилось нам о жизни Бертрана, имея перед собой все его произведения, мы приходим к следующим выводам. Он любил войну ради нее самой; никакими высшими соображениями при появлении войны он не задавался: ему было безразлично, за что и с кем воевать, если только не ставили ему серьезной преграды его личные, чисто эгоистические интересы.
