Наша беседа происходила в классе. В сенях, ожидая меня, покуривал Очерет. Полагаясь на исполнительного ординарца, я велел ему, не показывая виду, что он куда-то торопится, найти командира дежурной сотни Брынзу и передать приказ об оцеплении леса. В том, что Брынза не подведет, я не сомневался. Прежде чем перейти в Гранов, весь начсостав тщательно изучил по карте новый район дислокации, и Брынзе только надо было сказать, где противник, а сколько его — он никогда не спрашивал. Добрая половина его казаков, как и он сам, были уроженцами Херсонщины и добровольно вступили в наш полк во время следования дивизии из-под Перекопа на белопольский фронт.
Как только за Очеретом закрылась дверь, в сенях появился учитель.
— Теперь уходите, — сказал он. — И у Христюка есть глаза. А как поймаете его, от всего Гранова вам будет спасибо.
Поступок грановского учителя был настоящим подвигом. Разоблачая банду, он рисковал головой.
Я вышел из школы. Толпа на площади еще больше выросла. Бойцы, устроив лошадей по дворам, пришли повеселиться. Из самых дальних уголков Гранова спешили к неожиданному веселью парни и девушки.
До моих ушей донеслись звуки, лихой барыни и неистовый топот старательно отплясывавших ног. Но зрители, с самого начала громко выражавшие восторг, теперь, окружив плотным кольцом танцующих, стояли молча. Протиснуться в первые ряды было не таким уж простым делом. В кругу отплясывала пара, поражая зрителей головокружительными коленцами.
Танцевал коротыш с огромными усами — сотник Скрипниченко, недавно лишь получивший орден Красного Знамени за писаревский бой, и какой-то белобрысый грановский парень в коротком кожушке и в тяжелой шапке.
Очевидно, хореографический поединок начался давно: оба танцора то и дело вытирали рукавами потные, раскрасневшиеся лица. Белобрысый паренек, чувствуя силу партнера, нервничал. Не обрывая танца, скинул кожушок. Еще немного — и в толпу полетел пиджак, затем жилет, шапка, после этого солдатская гимнастерка, за ней красная кумачовая рубаха, затем серенькая ситцевая. Толпа раскатисто смеялась, а танцоры, то наступая друг на друга, то расходясь, страшась поражения, принуждали свои ноги творить чудеса. Но, израсходовав все силы, первым сошел с круга более пожилой Скрипниченко. Под бурю аплодисментов он снял овчинную папаху, раскланялся и ею же принялся вытирать лицо.
Победитель, выжив из круга соперника, почувствовал свежий прилив сил. Дал знак музыкантам, собравшимся передохнуть, и вновь пустился в отчаянный пляс. Но тут, протиснувшись сквозь толпу, появился Очерет. Найдя меня глазами, слегка кивнул головой.
Стараясь поддержать честь полка, Очерет внес в исполнение гопака нечто новое. То и дело приседая и отбивая ладошками четкую дробь по голенищам и подошвам сапог, он плясал мастерски. А белобрысый, зачарованный вывертами Очерета, ни на минуту не прерывал своего танца.
Вдруг с Гайсинской дороги, к которой примыкал Грановский лес, донеслись сначала одиночные выстрелы, а потом и несколько залпов.
Зрители насторожились, трубачи оборвали игру, но Очерет, обращаясь к капельмейстеру, крикнул:
— Маэстро, валяй! — И танец продолжался как ни в чем не бывало.
Выстрелы так же внезапно оборвались, как и начались. О них сразу же забыли. В ту тревожную пору всевозможные перестрелки были обычным явлением.
Очерет, то ли беспокоясь за судьбу земляка Брынзы, то ли в самом деле умаявшись, вдруг стал, глубоко вздохнул и, протянув руку белобрысому, поздравил его:
— Молодец, хлопчина, перекаблучил меня! И мне пора поить коней. — Затем пригнулся и бесцеремонно ощупал колени танцора. Выпрямившись, лукаво подмигнул грановским красавицам: — Я подозревал, что у него механизма действует, ан нет — все, как у людей.
Шутку Очерета встретили дружным смехом. Победитель, мужественно державшийся на кругу более часа, отошел в сторонку и, тяжело дыша, вступил, наивно улыбаясь, в беседу с парнями. После короткой передышки музыканты вновь заиграли.
Возникнув где-то вдали, в село прилетели слова старинной песни:
По-пе — попереду Дорошенко,
По-пе — попереду Дорошенко,
