— А им-то почему?
— Ну как… — Лемехов понизил голос: — Сама посуди. Крохина команда без ответа это дело не оставит. Наверняка они со «смольновскими» заранее рубились, что стрелка путевая будет. А тут Кроху-младшего чуть до смерти не запинали. Если бы ребята из ОМОНа не подоспели, ночевал бы пацан сегодня в морге. Так что я не удивлюсь, если первые жертвы среди «смольновских» появятся уже завтра. А так и город почистим, и кому-то из этих обормотов жизнь спасем. Что скажешь?
— А с твоими стволами что? Думаешь, им удастся от ответа уйти?
— Так мы Юаня под это дело укатаем на пару месяцев в СИЗО, а без него какой разбор? И потом, Катя, их всех максимум через неделю так и так развезут. Кого в морг, кого к нам. Чего ждать-то? Мало нам жмуров, что ли, в сводке?
— Подлог это, Антон, — вздохнула Катя.
— Ну да, — легко засмеялся тот. — А я тебе про что? Я тебе про подлог и говорю. Да только кто, кроме нас, узнает, что это подлог? Стволы у меня имеются, патронов навалом. Все чистое, я гарантирую. Никакой мокрухи-порнухи на них не висит. Парочку посадим, еще пару вербанем, чтобы информацию нам сливали. Да ладно, я же тебе не честных граждан паковать для плана предлагаю, ну? Ну, ты чего, мать?
Насчет наличия стволов Антон Катю не удивил. У кого же из «полевых» ментов не припрятан чистый ствол? Нет таких. Так что пусть уж лучше Лемехов пушку свою таким образом сдаст, чем ссору с ним затевать. Вообще-то Катя тоже в этом смысле была далеко не безгрешной. И у нее кое-что имелось про запас.
— Ладно, давай, — сказала она. — Только осторожно. Попадешься — пеняй на себя.
— А я, если попадусь, скажу: мол, только что на улице подобрал и как раз сдавать шел, — засмеялся Антон.
— Заявление написать не забудь, — улыбнулась и Катя.
— Обязательно напишу, обязательно.
— Да, Антон, выпусти этого парня… Мало-младшего.
— Как так? — не понял оперативник.
— Просто. Верни документы, телефон, все, что у него изъяли при задержании, и отпусти. Гукин приказал. Только прежде в телефон ему закладочку сделай.
— А разрешение суда?
— Перебьемся. Под мою ответственность.
— Хорошо. — Лемехов улыбнулся. — Все понял, мать. Не первый день на земле живу.
— Молодец, давай действуй.
Через сорок минут Антон Лемехов подозвал Диму к конторке.
— Значит, так, товарищ. Вот твои вещички, в целости и сохранности, вот протокольчик, подписывай. Мол, предупрежден и отпущен, и всего тебе доброго, до скорой встречи. Что помяли малость, извини. Сам понимаешь, служба.
— Понимаю. — Дима перечитал протокол, поставил подпись. Взял телефон, покрутил в руках. — Извините, но это не мой.
— Как не твой? — всполошился Лемехов. — Твой, натурально.
Не станешь же объяснять, что закладку уже сделали и переделывать теперь поздно.
— Да нет, — Дима покачал головой. — Похож только. Модель другая.
— Погоди. — Дежурный выложил на стол изъятые при задержании трубки. — Посмотри, который из этих?
— Этот… — Дима взял из кучи одну, пощелкал клавишами.
— Постой. По протоколу-то у тебя «Эрикссон» изъяли, а это «Филипс»…
— Черт! — Дима хлопнул себя ладонью по лбу. — Совсем из головы вылетело. Это же отцовская трубка. «Эрикссон», точно. Я к своей-то привык, у меня тоже «Филипс» и модель точно такая же, как эта… — Он бросил трубку на консоль. — Да, прошу прощения. Накладка.
— Ну вот видишь, — расплылся довольно Лемехов. — Из-за таких недоразумений и складывается негативное мнение о сотрудниках органов.
— Да нет, я же не в претензии. Все в порядке. Моя вина. Извините еще раз.
Дима сунул трубку в карман, вышел на улицу.
— Теперь наружку за ним пустим — и мальчик наш, — потер руки Лемехов. — Ну, дела пошли.
Дима едва успел спуститься по ступеням УВД, как рядом с ним остановился темно-зеленый «Понтиак» Вадима.
— Садись, Дима, — кивнул советник. — Как прошло?
— Смольный в городе, — ответил серьезно тот. — Козельцев его вытащил.
— Ты уверен? — нахмурился Вадим. Новость пришлась ему не по душе.
— Юань проговорился на стрелке.
Дима достал из кармана трубку, набрал номер:
— Смольный? Здравствуй, дорогой. Да, Кроха-младший тебя беспокоит. Отдыхаешь после кичи, братан? Отдыхай, отдыхай. Что это, братела, твои пацаны вроде как валить меня на стрелке надумали? Ты не ори, я не глухой. — Дима улыбнулся. Глаза у него оставались холодными, а улыбка напоминала бритвенный разрез. — Орать на Юаня будешь, когда он с нар слезет. Кстати, братан, сколько ты Козельцеву за свободу свою заплатил, а? Тарифы хочу узнать, вдруг понадобится. — Дима отодвинул трубку от уха, чтобы советник могу послушать льющийся из наушника поток ругательств. — Расстроился, — пробормотал он. — Смольный, ты грейся, братан, грейся, пока время есть.
