— Пошли проведаем моего братца. — Дима достал из кармана телефон, набрал номер. — Степан? Я внизу. Сейчас поднимусь. Учти, я не один. — Он состроил трагичную физиономию. — Я понимаю. А чего ты такой запыхавшийся-то? Случилось что-нибудь? Все нормально? Хорошо.
Они вошли в подъезд. Дима назвал охраннику этаж и номер квартиры.
— Я же здесь не живу, — объяснил он в лифте. — Остальных-то, наверное, уже в лицо помнят. А я — изгой.
— Что такое «изгой»? — тут же спросила Настя.
— Человек, чужой для всего мира.
— Вы — чужой для всего мира? — недоуменно поинтересовалась девочка.
— Насть, смотря для какого. Для этого — чужой.
Мелодично пропел колокольчик, открылись створки лифта.
— Прошу. — Дима указал на дверь нужной квартиры.
Он нажал кнопку звонка. За дверью послышались далекие шаги. Щелкнул замок. Створка пошла в сторону, и Дима увидел бледное лицо Степана.
— Привет, — сипло сказал брат и… подмигнул.
— Привет, — Дима смотрел на него. — Что случилось, Степан?
— Беги, Димка! — вдруг взвизгнул Степан.
Настена еще не успела ничего сообразить, а Катя уже подхватила ее на руки. Сказывалась ментовская закваска. За дверью хлопнул выстрел. Степан дернулся, но все еще продолжал удерживать створку, закрывая проход тому, кто находился в квартире.
Катя плохо знала дом. Дима лучше. Он четко понимал, что по лестнице им не уйти. Слишком широкие пролеты. Сверху стрелять удобно, прямо как в тире. Он и не собирался уходить. В квартире ведь оставался Степан. Дима хотел только одного: спасти Катю и Настю.
Он нажал кнопку вызова лифта. За спиной что-то загрохотало, распахнулась дверь. Трель звонка и стук роликов катящейся створки слились со вторым выстрелом. Лифт открывался жутко медленно.
Дима здоровой рукой обнял Катю, закрывая ее своей спиной. Так и принял две первые пули. В спину. Пронзило огнем легкие. Диму толкнуло вперед, но он устоял. Он просто не мог упасть до тех пор, пока женщины не окажутся в безопасности. Наконец створка дошла до конца, дрогнула, мягко ткнувшись в стопор. Дима толкнул Катю и Настю в кабину, крикнул:
— Уезжай!
Обернулся. Увидел Смольного, стоящего в дверном проеме, и Степана, лежащего на площадке. А еще увидел лужу крови, быстро расплывавшуюся по красивому плиточному полу. Зрелище было завораживающее. Катя попыталась втянуть Диму за собой, но пиджак сполз с его плеч, оставшись в ее пальцах.
Дима шагнул навстречу Смольному. И получил еще одну пулю в грудь. Его отбросило назад. Дима ухватился за стену, оставив на крашеной поверхности смазанный кровавый след. Выпрямился, сделал еще шаг и услышал, как, замедляя твердый часовой ход, бьется сердце.
Смольный выстрелил снова. Но промахнулся. Пуля, выбив из стены кусок бетона, ушла в потолок. Створка лифта захлопнулась. Дима пошел вперед. Еще одна пуля взвизгнула возле самой щеки. Смольный попятился. Еще выстрел. На этот раз точно. Дима словно споткнулся. Ему будто бросили на плечи мешок с песком. Он опустился на колено. Смольный нажал на курок, но вместо выстрела услышал сухой щелчок. Затвор застыл в открытом положении. Уже опрокидываясь на пол, Дима увидел бегущих по лестнице людей. Их было много. Очень много. А потом он услышал выстрел. Это было его последнее восприятие мира. Холодная, отблескивающая бриллиантовыми искрами пустота засосала его как болото. Он перевернулся на спину и закрыл глаза.
* * *
У подъезда собралась толпа. Отплясывали на краснокирпичной стене синие протуберанцы маячков. «Скорая» забирала тела. Катя, стоя в стороне, курила. Она видела, как вынесли накрытое простыней тело Смольного, закинули в труповозку. Потом вынесли Диму. Белого, тонкого, какого-то жутко вытянувшегося. Как ветка ольхи, покрытая наледью. Наверное, она должна была подойти к носилкам, может быть, сказать что-то, попросить, чтобы ее взяли в больницу. Но Катя не могла. Она просто стояла и курила. Настена спала на заднем сиденье «БМВ» Вячеслава Аркадьевича.
Третьим из подъезда вынесли Степана. Он был в сознании, но лежал с закрытыми глазами, стонал страшно, от живота.
— Морфин ему сделали? — кричал кто-то. — Морфин ему вколите. Кто делал? Кто? Сделай еще один!
