— Ну уж нет, — резко ответил Владимир Андреевич. — Хватит с меня и того, что ты уже натворил. Я из-за тебя попал на двадцать «лимонов» баксов. Да еще товарищ один грозится, что дело против меня возбудит, по твоей милости.
Тут Козельцев слукавил для красного словца. К заявлениям и предательству охранника Смольный никакого отношения не имел.
— Что за товарищ? — безразлично поинтересовался тот.
— Из прокуратуры. Тот, что тебя отпускал.
— Я с ним разберусь, — пообещал Смольный. — Ты мне предоставишь на пару дней свою хавиру и надыбаешь московский адрес огольца, а я за это помогу тебе уладить вопрос с прокуратурской крысой.
— Как то есть «уладить»? — не понял Козельцев.
— Да так. Очень просто, — усмехнулся Смольный. — Пиф-паф! — и в дамки.
Владимир Андреевич задумался. В принципе, это был выход. Если Паша исчезнет, то и вопрос отпадет сам собой. Нигде не написано, что Смольного отпустили по личной «дружеской» просьбе Владимира Андреевича. Подпись-то под постановлением Пашина стоит. А нет человека — нет и проблемы.
— А зачем тебе адрес Димы? Он же умер.
— Он-то умер, да вот папашка его, Кроха, сучье племя, жив пока. Рано или поздно, он на хавиру к сыночку непременно заглянуть решит. Вещички на память собрать. Там-то я его и встречу. — Смольный беспечно поглядел в раскачивающееся между крышами домов небо. — Соглашайся, Вова. И тебе лучше будет, и мне неплохо. Я грохну Кроху и свалю. Поеду к братану своему. Он в Нижнем приличную бригаду держит. Мы там с ним дела закрутим конкретные.
Козельцев колебался недолго.
— Ладно, — кивнул он. — Хорошо. Я завтра днем уеду. Ты сможешь разобраться с моим приятелем к вечеру?
— Легко. Ты мне только скажи, где он живет, и телефончик дай. Ну и фамилию, имя. Скажи, на чем его зацепить можно конкретно. Остальное — мои проблемы.
— Договорились. Как закончишь с этим человеком, позвонишь, я назову тебе адрес Димы.
— Базара нет, братан.
Владимир Андреевич провел Смольного в подъезд, кивнул консьержке.
— Родственник проездом нагрянул.
— Похож, — умилилась консьержка. — Это он насчет вас и спрашивал. — Она посмотрела на Смольного. — Что же ты, сынок? Сказал бы, что родственник, я бы пропустила.
— Поскромничал, — буркнул тот.
— Скромный он, — поддержал Владимир Андреевич. — Провинциал. Не успел приехать, уже в историю влип. С какими-то хулиганами на вокзале сцепился. Житья прямо не стало. Молодежь распустилась…
— И не говорите.
Козельцев протянул Смольному ключи.
— Поднимайся пока. Восемнадцатая квартира. — Тот взял ключи, пошел к лифту. — Мальчишка поживет у меня несколько дней. — Владимир Андреевич наклонился к консьержке, заговорщицки понизил голос: — Вы уж приглядите за ним, чтобы не набедокурил чего, а то я завтра днем уеду…
— Обязательно, — кивнула консьержка. — Конечно, мне не трудно.
— Премного обязан.
Владимир Андреевич вышел на улицу, огляделся. Все спокойно. Никаких «хвостов», никаких слежек. Отлично, отлично. Он улыбнулся. И вопрос с Пашей уладился.
Через двадцать минут Козельцев подъехал к Пушкинской площади. Он загнал свой «шестисотый» на платную стоянку у «Известий» и вышел в сквер. Гриша с приятелем уже ждали. Сидели на лавочке возле памятника, пили холодное пиво из запотевших бутылок.
— О! — загомонил Гриша. — А вот и Владимир Андреевич.
— Добрый день, — спокойно кивнул Козельцев. Постепенно к нему возвращалась былая уверенность. — Так это вы готовы продать свой тур?
Он внимательно взглянул на парня. Парень как парень. Высокий, тонколицый. Внимательный взгляд, цепкий. Глаза серо-стального цвета. Из таких и выходит толк в жизни. Безжалостные, жесткие, лишенные сантиментов люди.
— Я, — подтвердил парень. — Только не продать. Обменять.
— Обменять? — Владимир Андреевич взглянул на Гришу не без удивления. — Мы разве договаривались об обмене?
— Договоримся, — холодно ответил за Гришу парень. — Если вам этот тур интересен. В противном случае я поищу другого человека. Проблем с этим не будет.
— Разумно. — Владимир Андреевич наклонил голову. — И что же вы хотите взамен?
— Копии. Ваши копии тех полотен, которые будут выставлены на аукционе.
