Лейтенант был жутко разочарован. Несколько раз заходил в ту комнату, где я сидел, смотрел на меня страдающим взглядом, в котором читался вопль: «Обманули, гады! Сказали — мастера, а это какие-то конченые раздолбаи!!!» И докладывал скорбным голосом:
— Обстановка сложная, товарищ майор... Скопление людей... В толпе присутствуют лица боевого возраста... Бойцы напряжены...
А я ему неизменно отвечал:
— Расслабься, и без нас обойдутся. Тут есть кому бдеть...
Мне кажется, он от огорчения даже хотел застрелиться.
Когда голосование закончилось и публика окончательно рассосалась, морально обессилевший лейтенант тяжело плюхнулся рядом со мной на диван и с негодованием заметил:
— Обещали теракты, обстрелы, взорвать всё... И — тишина. Это не «духи», а какие-то чмошники... Правильно, товарищ майор?
— Костя, — буркнул я, достал он сегодня своим «майором».
— Чего?
— Просто Костя, — подтвердил я.
— Но вы же майор... А я — лейтенант...
— Да какая, на фиг, разница? Ты в курсе последних снайперских расценок?
— Снайперских... чего?
— За каждую категорию федералов снайперы получают отдельную плату.
Генералы, солдаты, спецназовцы... Так вот, я тебя уверю: им плевать, сколько у нас звёзд. Мы оба входим в категорию «офицеры», и снайпер получит одинаково — как за твою голову, так и за мою. Разницы нет. Это понятно?
— В принципе... понятно, — неуверенно кивнул лейтенант. — Но «духи» — всё равно чмошники... Согласны?
Я пожал плечами и не нашёлся, что ответить. Согласиться, значит выразить неуважение врагу. Нарушить один из основных принципов воина: «Считай врага равным себе, пока не убедишься, что он мёртв». А объяснять юному балбесу, почему эти уважаемые враги иногда не могут выполнить свои обещания... Ну, это будет просто нескромно.
Ничего, побудет здесь немного, пообвыкнет — сам разберётся, что почём...
