Всё начиналось с Байрона… Стихи
Нахлынули как волны. Словно это
Хромой и гениальный англосакс
Расправил все четыре чёрных тома
И тень твою впустил на полотно,
Не различая верха или низа,
Что по сей день, как лондонский туман,
Плывёт так и не пойманным рассветом
На мой мольберт. И в сердце тот же вид
Зияет романтической занозой.
За окнами уже совсем темно.
И я, как тот, чьё имя шито бронзой,
Сижу и пью надежды сладкий мёд,
Быть может, яд, а может быть, и воду…
И может быть, что всё наоборот,
И стих вдогонку пуле или ветру
Летит, как белый снег, из-под пера.
Но вещи постигая не рассудком,
Я чувствую в движенье фонаря
Твою волнообразную природу.
В провинции и сахар – словно соль,
Но жить спокойней, если не способен
Разменивать на мелочь божий дар.
И дар любви, когда иного нет,
Светлей благоговейного напитка.
Но есть ещё забвенья жуткий сон…
И выход из тоннеля или транса
Предполагает выдох тех частиц,
Которые, подобно чёрной саже,
Определяют местный колорит,
Перегружая улицы и вены.
Вокруг бурлит такой водоворот,
Что остаётся лишь гадать по звёздам
И лить на скатерть приторный сироп,
Нектар, что при достоинствах портвейна,
Слабее подогретого вина,
Какое мы нечаянно разлили.
И пятна красок ярче, чем цветы,
На вмятых в небо старых половицах,
Куда мы выжимали облака,
Как наше кратковременное лето.
Поэт – скиталец. Только никуда
Не убежать, не изменить пространство.
И Байрон, покидая Альбион,
Не думал, что найдёт свою Элладу…
А я подняться пробовал наверх,
Переступая горы, как ступени,
Но глубже стала пропасть, и вдали
Твои глаза, как утреннее небо,
Буравили сентябрьский свинец
Во весь накал классической лазури.
И город зажигает тот же свет,
Раз не дожил ещё до ностальгии.
Страна спешит в другие рубежи,
Перебирая ценности и цены,
Как ягоды в ведре. А я один
Иду по бесконечному проспекту,
Быть может, только к самому себе,
