Распустила волосы. Тряхнула головой. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Пора.
А в голове… В голове крутилась и крутилась мелодия… Постоянно, мучительно, неотвязно…
…Я помню, давно учили меня отец мой и мать:
Лечить так лечить, любить так любить, гулять так гулять,
Стрелять так стрелять…
…учили меня отец мой и мать…
…любить так любить….
…стрелять так стрелять…
…"Олег, а какое дело — мое?"
…"Любить".
…"И — все?"
…"Это не так мало".
Это не так мало.
Любить так любить…
Стрелять так стрелять…
«На войне как на войне. Или ты, или тебя».
Стрелять.
Аля обернулась, посмотрела на Гончарова. Словно что-то могло измениться. «Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться…»
Ни слезинки не появилось на глазах. Словно в ее сердце действительно попала льдинка от разбившегося зеркала Снежной королевы.
Стрелять так стрелять.
Стрелять.
Открыла дверцу машины и спрыгнула на снег. Она не думала сейчас ни о чем. Ей нужно было подойти поближе. И выпустить все двадцать тяжелых пуль. Без промаха.
Бандитов было семеро. Они быстро приближались к остановившемуся джипу. Среди них выделялся пожилой сухощавый человек в длинном кашемировом пальто. Аля определила для себя: Главарь.
Она спокойно пошла им навстречу, ощущая направленные на себя стволы автоматов и пистолетов. Сто метров. Семьдесят. Пятьдесят. Тридцать. Двадцать.
— Стой! — скомандовали ей. Девушка остановилась.
— Брось автомат, сука!
Аля подняла голову. Сначала она боялась — боялась увидеть глаза тех, кого ей предстоит…
Но глаз она не увидела. Только хари — искаженные злостью, затаенным страхом, но больше — злостью. Ей даже на миг стало не по себе: смогут ли пули свалить этих нелюдей…
Бандиты приближались, медленно охватывая ее полукольцом.
— Ты что, оглохла? Автомат — на землю!
Аля одним движением бросила автомат далеко в сторону. Куртка соскользнула с плеч. По инерции, пусть на мгновение, взгляды всех были прикованы к летящему оружию. Этого мгновения ей хватило.
Двадцать пуль вылетели очередью. Четверо боевиков рухнули замертво. Трое — раненные, поверженные тяжелыми пулями на снег, пытались поднять оружие. Второй пистолет, короткий и тупорылый, как бульдог, уже был в руке девушки. Два выстрела слились в один. Больше патронов не было.
В живых остался только Главарь. Седой, желтолицый старик лежал на снегу; грудь была пробита в двух местах. Молча он смотрел на девушку, на оружие в ее руке.
Отверстия на груди пузырились при каждом вздохе; старик закашлялся, на губах тоже появилась кровь.
Старик не отрывал от нее взгляда. Потом разлепил синеющие губы:
— Я — Автархан.
Она не произнесла ни слова.
— Кто ты? — спросил он хрипло. Аля молчала.
— Кто ты? — повторил он вопрос, хотя каждое слово давалось ему с невероятным трудом.
— Никто, — ответила девушка.
— Добей… — прошептал он, теряя силы. Аля отрицательно покачала головой. Старик скривил губы, потянулся за зарывшимся в снег маленьким «вальтером». Аля смотрела, как он с усилием поднял оружие, ствол ходил ходуном, а старик силился спустить курок. Рот осклабился в гримасе невероятного напряжения, обнажив желтые клыки в бурой пене крови. Глаза стали белыми, старик словно поперхнулся, рука с пистолетом упала, и сам он рухнул головой в снег и замер.
— Стрелять… так… стрелять… — едва слышно произнесла Аля.
Разжала руку. Пистолет выскользнул из ладони и зарылся в глубокий снег на обочине. Ноги перестали держать, и она опустилась на ледяной наст шоссе.
Але стало холодно. Совсем холодно. Девушка смотрела прямо перед собой и не видела ничего, кроме наползающей ватной стены, потом все словно закружилось в водовороте, и она провалилась в стылую, с ледяными краями, воронку. В бездну.
Неприметный «жигуленок» появился через минуту. Дверь автомобиля распахнулась.
— Ты оценил, Крас? — Маэстро прикурил сигарету. — Если бы я не видел это собственными глазами… М-да… Мы лишние на этом празднике смерти.
Маэстро прошел по дороге, рассматривая трупы. Остановился рядом с Автарханом:
— А этот еще живет… Странно.
Вынул бесшумный пистолет и спустил курок.
— Вот теперь — чисто. Что с девочкой?
— Она не ранена. Но почему-то без сознания.
