— Я в обмороке, — попыталась улыбнуться Наташа. — Но почему-то еще функционирую.
— Она помолчала секунду, спросила:
— Егоров, то была предупредительная очередь?
Тот подумал лишь мгновение. Ложь в такой ситуации — не во спасение.
— Нет. На поражение.
Наташа попыталась ободряюще улыбнуться:
— Ничего, прорвемся. — Но в глазах ее блестели слезы. — Егоров, это и есть «тихая операция»?
— Ну. Если бы была «громкая», на нас охотились бы штурмовики.
— Эти люди очень похожи на штурмовиков.
— Я имею в виду не людей, а боевые самолеты.
— Вертолет — тоже хорошего мало.
До спасительного подлеска было километра три. Егоров гнал машину как бешеный. И больше всего боялся застрять в какой-нибудь колдобине. Гул вертолета настигал.
Аля смотрела на отца широко раскрытыми глазами. В них застыл ужас, Егоров остановил автомобиль, выскочил, почти выпал из дверцы… Плотно вдавил приклад «Калашникова», поймал в прицел приближающуюся грозную машину и нажал «собачку». Вертолет резко забрал влево.
Очередь была бесконечно длинной, пока не опустел рожок. Егоров одним движением отщелкнул его, вставил Другой. Оглянулся: обрыв к реке был совсем рядом.
— Живо под обрыв! Обе! Ну!
Вертолет превратился в маленькую точку. Сейчас он развернется, и тогда…
— Ну!
Наташа схватила дочь .за руку и метнулась к обрыву. Аля бежала неуклюже, свободной рукой прижимая к себе маленького плюшевого медвежонка…
Егоров прыгнул в машину, за руль. Главное — увести машину от девчонок…
Главное… Наташа оказалась на краю песчаного обрыва.
— А папа? — беспомощно оглянулась Аля. — Его что, убьют?
— Прыгай! — произнесла Наташа разом севшим голосом. — Сиди тихо и не высовывайся! Я за папой! Мы вернемся вместе!
— Я — с тобой… — начала было Аля, но, получив чувствительный тычок в спину, полетела вниз, зарылась ногами в песок, кувыркнулась несколько раз… Посмотрела вверх: желтый песчаный откос уходил вверх почти отвесно… Аля позвала тихо:
— Мама… — и заплакала, уткнувшись в мягкий плюш медвежьей шерстки…
— Ты?! — Володя увидел спешащую к нему Наташу. — К Альке, быстро!
Гул вертолета снова приближался.
— Уже не успею. Да трогай же!
Егоров сцепил зубы и нажал на газ. Машина мчалась прочь от обрыва, уводя преследователей от девочки.
Теперь вертолет шел очень низко, почти стелился над землей. Наташа передернула затвор автомата.
— Перед атакой он пойдет вверх и нос опустит. Будет бить наверняка. Тогда — стреляй, — произнес Володя, стараясь вести автомобиль как можно ровнее. Добавил:
— Колпак бронированный…
— Я не промахнусь, — произнесла Наташа абсолютно спокойно, переводя «флажок» на одиночный огонь.
Вертолет взмыл вверх, земляные фонтанчики запрыгали по земле, настигая «жигуленок». Наташа поймала в вороненую прорезь открытое окошечко в «колпаке», плавно спустила курок, автомат подпрыгнул, снова замер послушно в ее руках, снова подпрыгнул.
— А ты — с характером, — произнесла она, обращаясь к оружию. Теперь она знала этот «калаш». И промахнуться не могла.
Вертолет завис сзади, болтался галсами, поливая свинцом дорогу и мчащийся автомобиль. Фонтанчики взмывали то справа, то слева… Жесткий жестяной клекот вспорол крышу, обшивку салона. Вертолет приблизился, готовый выпустить последнюю, смертоносную очередь. На уничтожение. Наташе показалось, что она даже разглядела за колпаком оскаленное лицо пилота: в этой «улыбке» было торжество победителя. Задержала дыхание и спустила курок.
Вертолет будто вздрогнул, зарылся носом вперед и помчался, настигая машину.
— В сторону! — успела крикнуть мужу Наташа.
Желто-алый клубок взрыва полыхнул жаром, сжигая траву, плавя землю. Вертолет и автомобиль исчезли в нем, пока дьявольская сила не выплюнула из раскаленного жерла остатки, обломки того, что было железом, кровью, плотью.
…Раскаленный августовский день замер на мгновение, прислушиваясь к грозному эху чужой войны, и снова зашелестел ивовой листвой, шершавой осокой, заиграл всплесками резвящейся в реке рыбы.
…Аля почти вылезла из-под обрыва. Жаркая вспышка далекого взрыва полыхнула в ее расширенных от ужаса зрачках… Девочка замерла, прошептала тихо: «Мама…» — и полетела в черную яму беспамятства, словно в глубокую пропасть, из которой ей не выбраться никогда.