Взяла Муна под руку и повела его к грузовику.
Борьба с раскисшей почвой продолжалась целый день и добрую половину ночи. Машины остановились возле обрыва. Ручьи с шумом сбегали по склону. В свете фонарей не было видно ни ориентов, ни моря. Вилар посигналил, надзиратели походили вдоль крутого откоса, покричали, но никто не откликнулся. Было решено заночевать здесь, а на рассвете отправиться на поиски. Все улеглись в кузове грузовика среди тюков с вещами, укрылись одеялами. По брезенту барабанил дождь, под брезентом было душно и промозгло. Люди молчали; каждый тешил себя надеждой, что ориенты спрятались глубоко в пещерах и поэтому не услышали криков. И только Иштар пытался вспомнить, как выглядят цветущие еракли, но перед внутренним взором стояла решётка, а за ней гнулся под ветром голый сад.
Разбудила тишина. Путники скинули с себя брезент, на миг зажмурились. Белое небо раздалось вширь и вглубь; на смену ненавистному дождю пришёл снег. Он кружил медленно, тоскливо, как полупрозрачный рой оледеневших мотыльков.
Эш поднялся на ноги, осмотрелся:
— Лагерь сзади. Мы его проехали.
Не дожидаясь, пока развернутся машины, Иштар выбрался из грузовика и пошёл вдоль обрыва, взбалтывая сапогами грязь. В лёгкие врывался ядрёный воздух. Снежные мотыльки опускались на обнажённый торс и превращались в слезинки.
Побережье, некогда покрытое белоснежным мелким песком, сейчас ничем не отличалось от пустоши. Месиво плавно переходило в мутное море. В жидкой глине покачивались шесть лодок. В полумиле от берега виднелись очертания трёх шхун. Иштар расставил ноги, заложил руки за спину и направил взгляд на мглистый горизонт.
Машины затормозили на безопасном расстоянии от обрыва. Вилар отцепил от грузовика трос, присоединил к нему канат и сбросил вниз. Услышав шум моторов, из пещер высыпал морской народ в брезентовых костюмах и резиновых сапогах. Увидев наверху склона ракшада, толпа окаменела.
Эш приблизился к Иштару:
— Принимай командование. — И вручил котомку.
В ней оказались сапоги на меху, штаны с утеплителем, куртка на стёганой подкладке и рукавицы. Иштар переоделся не потому, что замёрз или вспомнил о правилах приличия — он не хотел запачкать грязью знаки воина на руках и плечах. Схватился за трос и, перед тем как соскользнуть на берег, поискал глазами Малику. Она сидела в кабине грузовика и о чём-то спорила с Виларом и Муном.
Толпа ориентов встретила Иштара молчанием.
— Кто здесь главный? — спросил он, заталкивая рукавицы за отворот куртки.
Вперёд вышел старый человек, снял с головы капюшон:
— Узнаёшь?
— Узнаю, Йола. Узнаю.
Старик натянуто улыбнулся:
— Зачем пожаловал?
— Йола! Идём, поговорим, — позвал старейшину Эш.
Пока старик и черноволосый силач беседовали в сторонке, Иштар рассматривал ориентов. На их лицах читались тревога, враждебность, недоумение, но не было смирения и покорности судьбе.
Эш и Йола подошли к Иштару.
— Мне не нравится решение правителя, — сообщил старик. Постоял, глядя на море. Стряхнув с волос снег, надел капюшон. — Но это решение правителя. Мы подчинимся.
— Шхуны старые, — отметил Иштар.
— Старые, — согласился Йола. — Поехали, посмотришь.
— Зачем? От этого ничего не изменится.
Йола хмыкнул:
— Не изменится.
— На шхунах женщины и дети?
— И немного стариков.
— Сколько человек?
— Пятьсот, — ответил Йола.
— Теперь считай, — сказал Иштар. — На каждом судне должна быть команда из пяти человек, в трюме сто сорок человек и провизии на три дня.
Йола потёр кончик носа:
— У нас цифры не сходятся. Команда из трёх человек, в трюме двести человек, провизии на два дня.
Иштар пожал плечами:
— Я сказал, как должно быть. Люди твои — тебе и решать. Если надумаешь взять моих надзирателей, учти: один боров — это два ориента.
Йола усмехнулся:
— Будешь говорить с моряками?
— Перед отплытием. И ещё… Подготовьте с десяток факелов.
Старик подошёл к толпе, затрещал на своем языке. Посматривая на Иштара, люди принялись обсуждать новость. Йола осёк их нетерпеливым жестом, сказал несколько коротких фраз. Ориенты переглянулись и побежали к пещерам.
— Упёртый дед, — произнёс Эш. — Но я его понимаю.
