— Отвернитесь, — попросила Малика и закусила ткань юбки.
Её челюсти напряглись, на шее вздулись жилы, от натуги затряслись колени. Адэр хотел отойти и не смог, его словно пригвоздило к полу.
Малика сделала глубокий вдох, задержала дыхание и на выдохе резко выпрямила ноги.
Хруст — красивый звук, когда под сапогами хрустит лёд или трещат ветки под тяжестью снега. Когда же захрустели суставы Малики, у Адэра возникло чувство, будто его кости превратились в осколки. Отшатнувшись, он не удержал равновесие и повалился на земляной пол.
— У вас слабые нервы, — произнесла Малика; её мертвенно-белые губы едва дрогнули. Откинулась на стену и опустила веки.
Глядя на плебейку, Адэр понял, что испытал её боль. Понял, что сходит с ума.
На закате Хлыст поставил возле порога две плошки: одну с водой, от второй воняло рыбой и луком. Потоптался на месте и, не произнеся ни слова, удалился. Снаружи донеслись щелчки плети, стоны и хрипы. Под ладонями и коленями пленников прошуршали камни. Бедолаг гнали на ночлег в одну из хижин.
Адэр смотрел в разодранное крышей фиолетовое небо и ждал, когда его захлестнёт новая волна безумия.
— Сегодня вечером мы с Анатаном должны были вернуться в «Рисковый», — проговорила Малика.
Её слова подобно живительным каплям дождя, упавшим в высохшее русло реки, растормошили Адэра. Он встал, прошёлся вдоль стен, и уже не в состоянии сдерживать шаг, закружил по лачуге, увлекаемый потоком мыслей.
В том, что Крикс бросится на поиски, сомнений не было. Сколько пройдёт времени, пока командир прочешет несколько миль пустоши и гор между двумя последними приисками? С пустошью он расправится быстро, с любого холма она просматривается до горизонта. А горы? И дернул же чёрт запрятать в грот автомобиль — единственную подсказку, где их искать.
— Вы обратили внимание, что у Хлыста ботинки из Тезара? Такие ботинки показывал нам страж на «Горном» прииске.
Расхаживая по лачуге, Адэр покосился на Малику. Вот только не надо вмешивать сюда Тезар.
— Может, Хлыст жил в «Горном»? — предположила она.
Жил подонок в «Горном» или забрал ботинки у кого-то из пленников — какая разница?
— Если он там жил, то должен знать покойного Лабичи и Анатана, — рассуждала Малика. — А остальные? Мне кажется, они сбежали из лагеря смертников.
Сбежали — с водопадом на скалы. Смертникам повезло, раз отделались рубцами и шрамами.
— Странно, — произнесла Малика, — моё имя вы запомнили с пятого раза.
Адэр не выдержал:
— Ты считала?
— Считала. — В её голосе послышался вызов. — «Эй! Ты! Стой! Иди!» Вы обращались ко мне как угодно, но только не по имени.
— Ты чем-то недовольна?
— А как зовут племянника Крикса, вы почему-то сразу вспомнили.
— Тори Вайс — так звали мою мать. Тори из знатного дома Вайс, — сказал Адэр, сделав ударение на последнем слове. — Ещё вопросы?
— Я сказала всё, что хотела, пока у вас не пропало желание со мной разговаривать.
— Считай, уже пропало.
Адэр сделал круг по лачуге. Не на том человеке он срывает злость. Не на том… Но те пока недосягаемы для его гнева, а эта рядом — опороченная, покорная пошлым прихотям и грязным рукам отморозков. И те не знают, кем он является, а эта — живой свидетель его падения.
Думы о собственном позоре убивали Адэра. Что-либо изменить он был не в силах. И откуда брать силы? После ночной прогулки «по нужде» новоиспечённые хозяева их с Маликой судьбы под хохот и улюлюканье пытались накормить его объедками. Они вталкивали вонючими пальцами ему в рот то, на что было противно смотреть. Его вырвало.
Окатив Адэра водой, подонки повторили попытку. Его снова вырвало. Мучители не остановились, пока кто-то не принёс корку хлеба, и он не проглотил кусок. Его вздёрнули на цепи и оставили на долгую промозглую ночь наедине с отравляющими разум мыслями.
Выныривая из кошмарных сновидений и бездонных провалов рассудка, Адэр не различал, где бред, а где явь. Видел в темноте блеск чьих-то глаз и радужную россыпь фейерверка, слышал шипящие голоса и звон хрустальных бокалов, чувствовал горячее дыхание на замёрзших пальцах и прикосновение к раскалённому лбу чьих-то прохладных губ.
