Побрившись, помывшись, причесавшись, спрыснувшись дезодорантом и одевшись, он около четырнадцати часов подошел к зеркалу. Красивое лицо, бледное и овальное, светлые волосы, энергичные нос и подбородок, прозрачные голубые глаза, но взгляд вялый, немного удивленный и бегающий. Рост небольшой. Прошлым летом в туфлях на высоких каблуках Беа была выше его на много сантиметров. Пропорции, сложение и мускулы, поддерживаемые более или менее ежедневной гимнастикой, были вполне приемлемы. Живота пока не было, но существовала угроза его появления. На Жорже были голубой костюм из джерси, сорочка в бело-голубую полоску с однотонным белым воротником, темно-синий галстук, нитяные носки и темно-синие ботинки английского производства.
Лифт доставил Жерфо прямо к "мерседесу" в подземный гараж. Он выехал на улицу, добрался до вокзала Аустерлиц и проехал на другой берег Сены. Магнитофон играл Тэла Фарлоу. Минут через двадцать Жерфо приехал к зданию своей фирмы – филиала ИТТ – и поставил "мерседес" в подземный гараж. Лифт довез его сначала до первого этажа, где он сунул в почтовый ящик зеленую открытку, адресованную его партнеру – учителю математики на пенсии из Бордо. Холл был полон что-то обсуждавших работяг. Жерфо снова сел в лифт и поднялся на третий этаж. Там холл был тоже заполнен возбужденно разговаривавшими рабочими. Когда Жерфо с трудом выбрался из лифта, повалилось дерево в кадке. На ступеньках, ведущих на четвертый этаж, стоял делегат Всеобщей конфедерации труда в клетчатой рубашке и синих брюках.
– Извините, извините, прошу прощения, – бормотал Жерфо, прокладывая себе путь.
– Если месье Шарансон боится выйти, – кричал делегат, – мы сами вытащим его за задницу.
Стоявшие в холле криками выразили свое одобрение. Жерфо выбрался из толпы и по коридору прошел к своему кабинету. В приемной мадемуазель Труонг полировала свои ярко-красные ногти.
– Как вам это удается с такими ногтями? – спросил Жерфо. – Я хочу сказать, что вы много печатаете. Вы их не ломаете?
– Иногда бывает. Добрый день, месье. Удачно съездили?
– Отлично, спасибо.
Жерфо направился в кабинет.
– У вас Ролан Дерозье! – воскликнула мадемуазель Труонг. – Не могла же я с ним драться!
– Никто не просит вас драться, – сказал Жерфо, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. – Привет, Ролан.
– Привет, паршивец, – ответил мужчина в джинсах и черном свитере. Дерозье был активистом экологического движения и членом Французской демократической конфедерации труда. В начале шестидесятых он и Жерфо вместе работали в парижском предместье в секции Объединенной социалистической партии. – Все болтают, болтают... – продолжал он. – Я зашел к тебе пропустить стаканчик, – Дерозье действительно вытащил бутылку "Катти Сарк" и налил добрую порцию в картонный стаканчик. – Ты не возражаешь, если попью твое виски?
– Нет, конечно, – со смехом ответил Жерфо, незаметно поглядывая на бутылку, чтобы узнать, много ли выпил Дерозье. – Болтают, – добавил он, – но пока бюрократ-сталинист говорит о том, чтобы притащить директора за задницу, – это его слова – ты сидишь и потягиваешь виски буржуев.
– Черт! – Дерозье уткнулся носом в стакан, быстро осушил его и отставил, закашлявшись. – Я смываюсь.
– Подожгите все, разломайте компьютер и повесьте Шарансона, – устало предложил Жерфо, сев за стол и взяв бутылку, чтобы поставить ее на место, – Вся власть советам трудящихся, – добавил он, но профсоюзный деятель уже убежал.
Во второй половине дня Жерфо уладил незавершенные дела, дал инструкции агентам по сбыту, имел долгую беседу со своим непосредственным подчиненным, который должен был заменить его на июль, но рассчитывал с помощью интриг, угодливости и подлостей скоро заменить окончательно. Кроме того, Жерфо принял раскрасневшийся Шарансон, которому с большим трудом удалось успокоить рабочих.
Шарансон поздравил Жерфо с успешным заключением сделки и сообщил, что премиальные будут переведены на его банковский счет в течение июля. Шарансон налил им два "гленливе".
– Спасибо, – поблагодарил Жерфо, беря стакан, предложенный Шарансоном.
– Они совсем свихнулись, – заметил директор. – Помнишь шестьдесят восьмой? Тогда они тоже бастовали до середины июля, а из-за чего, и сами не знали.
