А капусты и лука не успели мы запасти, на огородах все неубрано осталось, а поди-ка теперь выйди к тем огородам под ядра и пули!
Утром видел у церкви Пресвятой Богородицы Ксению царевну, она же монахиней Ольгой теперь прозывается. Лицом бледна и похудела очень царевнушка, из глаз слезки катятся. Вот уж, поистине, не царское нынче житье у нас в Троице.
А стреляние вражеское нисколько не ослабело, знай себе палят из всех пушек и пищалей. В обители ничто же пока не разрушено, кроме нескольких малых лачуг, и раненых не много. А я уж на грохот не оборачиваюсь, и на ядра эти не гляжу, привычен стал.
Воеводы наши на вылазку ратных людей не ведут, все приступа ожидают.
Вчера была брань великая! Преславное дело! Я же теперь оружие имею, настоящее, огневое, самопал литовский. Но поведаю все по порядку.
С утра в Сапегином таборе большой шум поднялся. Кричали, стреляли, в трубы гудели, на конях со знаменами скакали вокруг всего монастыря. А мы дивились такому их веселью и гадали, праздник ли они справляют какой дьявольский, или просто бесятся, вина напившись. Так целый день у них шла потеха, до самой ночи. Мы же в монастыре спать не ложились, ждали, что будет.
Ночи в первом часу пробудился я от криков громких, топота и пальбы. Тотчас я из кельи выскочил; а ночь не темна была, луна из облаков светила. Вижу: все на стены бегут, ну и я на стену. А воевода князь Григорий с дружиной своей проворней меня бежали, да я им под ноги попался, а какой-то воинского чина пес меня с пути стал прочь пихать, я же, по юности лет, не смог на ногах устоять и упал со ступеней в некое нечистое место. Хорошо, жив остался и кости целы.
Посему на стену я в другой раз не пошел. Однако же смекнул, что литва к городу приступает, а наши их бьют крепко со стен и башен изо всех пушек, пищалей и луков, и камни швыряют. Я же в таком великом деле не только быть сам не мог, но и глазом одним взглянуть. А ну как возьмут поганые нынче монастырь, что ж, мне и помирать ничего не увидевшему?
Насилу добрел я в потемках до Плотничьей башни, там у подошвенной бойницы казак стоял с пищалью, без дела: брань далеко была, сюда же враги не подступали. Я и попросился посмотреть.
Увидел я по Красной горе зарево: там башня деревянная литовская горела, и все кругом освещала. Стояли там еще две такие же башни на колесах — турусами они называются, литва их к городу катила, чтобы по ним на стену подняться. А еще щиты увидел огромные, на колесах же. За теми щитами литовские стрельцы укрывались, приступая ко граду. Но все эти щиты, и турусы, и лестницы враги теперь побросали, убегая с позором. Я же только их спины и видел. А наши сверху кричали победу.
Тот казак, что при пищали был поставлен, все посмеивался, а потом сказал мне:
— Гляди, не пей вина, парень! Вон, литва днем все веселилась да пировала, а на приступ пьяными пошли — дела не составили, только своих положили.
И очень бранил Сапегу и Лисовского, и ложного тушинского царика — даже мать, его родившую, с непристойным и оскорбительным словом упоминал.
Наутро вышли мы из города собирать брошенные литовские осадные хитрости, и в монастырь их носили на дрова. С дровами туго у нас, а зима ведь подходит.
Тут я во рву и нашел самопал. Стрельцы хотели отобрать, да, взглянув, решили, что негоден в дело, и оставили мне на потеху. А он годен, только грязи в ствол набилось и покривился немного; я его вычищу и выпрямлю, постреляет еще. А крючок цел, и лапа, куда фитиль вставлять. И буквы на нем иноземные царапаны непонятные.
Нынче стрелец Нехорошко учил меня из пищали стрелять. Человек он добрый, только уж очень многоречив и удалью своей похваляется беспрестанно. Я же ему отнюдь не перечил, а напротив, все подтверждал. Может, он мне и зелья потом отсыпет.
Нехорошко сказал: в осаде нам недолго сидеть. Литва ведь тоже не дура: увидели, что от пушечного боя наши стены не рассыпаются, а на приступ в другой раз тоже едва ли пойдут, потому что мы их тогда крепко побили. Да к тому же скоро мы ждем подмоги. Князь Михайло Скопин в Швецию поехал по цареву приказу, просить у короля шведского Карлуса войско в помощь против литвы. С этими-то шведскими немцами князь Михайло литву побьет и осаду снимет, да и Москву освободит.