— Дело в том, что отель полностью занят.
— Ах вот почему, — промолвил Шульце, растерявшись поначалу, и оглядел каморку: косые стены, кровать, стол, стул, умывальник.
— Комнаты поменьше у вас нет?
— К сожалению, нет, — ответил директор. Шульце поставил корзину на пол:
— Ну и холодина здесь!
— Центральное отопление доходит только до пятого этажа. А для печки здесь нет места.
— Охотно верю, — сказал бедняк. — К счастью, врач строго запретил мне спать в отапливаемых помещениях. Благодарю вас за догадливость и предупредительное отношение.
— О, пожалуйста, — ответил Кюне и прикусил губу. — Делаем что можем.
— Остальное время, разумеется, я буду вынужден проводить в общественных местах, — сказал господин Шульце. — Я приехал сюда, естественно, не для того, чтобы окоченеть.
— Как только освободится отапливаемый номер, — сказал директор, — мы вас переселим!
— Это не к спеху, — примирительно сказал бедняк. — Больше всего я люблю косые стены. Сила привычки, понимаете?
— Вполне понимаю, — ответил директор. — Я счастлив, что угадал ваш вкус.
— Действительно, — сказал Шульце. — Это вам удалось. До свидания!
Он открыл дверь. Когда директор переступал порог, у Шульце мелькнула мысль: не дать ли ему хорошего пинка?
Однако он овладел собой, запер дверь, открыл слуховое окно и посмотрел на небо. Большие хлопья снега влетели в комнатку и осторожно опустились на одеяло.
— Это было бы преждевременно, — произнес тайный советник Тоблер. — Оставим пинок про запас.
Глава седьмая
Сиамские кошки
Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, — делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.)
Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу.
Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой.
— Противная особа, — сказала Маллебре.
Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.
— В каком отношении? — спросил он.
— Знаете, почему Каспариус так быстро поела?
— Возможно, проголодалась, — заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась.
— А вы не особенно наблюдательны.
— Знаю, — ответил барон.
— Она хочет захватить миллионерчика, — сказала Маллебре.
— В самом деле? — спросил Келлер. — Только потому, что он плохо одет?
— Она находит это романтичным.
— Это называется романтикой? — спросил он. — Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.
Минуту спустя он засмеялся.
— Что такое? — спросила Маллебре.
— Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.
— У меня разыгрался аппетит, — заявила она сердито.
— Я даже знаю на что, — сказал он.
Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.
Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.
— Вы позволите мне вставить словечко? — скромно спросил молодой человек.
— Пожалуйста!
— У вас в номере есть сиамские кошки?
Она обеспокоенно посмотрела на него.
