— Ну ты, жеребец, — сказал Мрак со злым восхищением. — Там же одна нечисть осталась! Неужто их тоже?..
— Это вам с Олегом разбираться, — ответил Таргитай. Он шумно почесал голову, поскреб шею, жутко перекосив рожу. — Для меня они все — люди. Мне так проще. Почему не спишь? Здесь сторожить не надо.
Мрак покачал головой, не ответил, вернулся на крыльцо. Таргитай потащился следом, сел рядом на ступеньке. Ночь была светлая, лунная. Деревья казались еще толще, в нагретом воздухе плавали густые запахи чаги, смолы. Во тьме вспыхивали желтые огоньки, в дальних кустах шуршало, недовольно хрюкало.
— Живут же люди!.. — сказал Мрак внезапно. Он неотрывно смотрел в темень, кожа на скулах натянулась так, что вот-вот порвется. — Гольш говорил, что счастливой жизни не бывает, бывают только счастливые дни… Он не знал про эту деревню! Сам видишь, во счастии. А мы? Как вышли, так и мчимся сломя голову. Ни остановиться, ни оглядеться, ни понять…
Таргитай пытался что-то увидеть, но у оборотня глаза зорче, Таргитай спросил непонимающе:
— А как же власть злых магов?
Мрак с раздражением пожал плечами:
— Почему мы?.. Землю топчут людишки, которых маги всю жизнь грабили. И — ничего. Не сопят, не чешутся. А мы только из дремучего Леса, сразу — спасать сирых да обижаемых! Они сами о себе не хотят заботиться, а нам ради них класть головы?
— Мрак, но нас учили…
— Все для опчества?.. Но там и для нас все делали. Каждый, завидя беду или опасность, кидался без раздумий. За нас вся деревня, как и мы — за всю. А здесь мы за всех, за нас — никто. А что, нам больше всех надо? Нас ихнее зло вовсе не трогало!
Таргитай спросил горько:
— Не трогало? Тебя в самом деле не трогало?
— Не трогало, — сказал Мрак с еще большим раздражением, — меня киммеры пальцем не задели! И тебя! И Олега!!!
В наступившей тишине Таргитай сказал негромко, с болью:
— Стрелами — нет, не тронули. Мечами, секирами… Но я только с виду цел. Они иссекли мое сердце. До сих пор болит! Чую, как истекаю кровью.
Мрак спросил встревоженно:
— Какая-то злая магия?
— Что-то сильнее, — ответил Таргитай с той же мукой.
— Дурень, сильнее магии уже ничего нет. Меня тоже как-то ранили: до сих пор, когда вижу по ночам Степана, распятого на дверях его же хаты, сердце щемит. Ежели не уследить — обращусь в волка. Но это сочувствие, Таргитай! Он чувствует боль, а ты сочувствуешь. У тебя той боли нет. Нам незачем драться за их боль. Это не наша боль!
— Не наша, — согласился Таргитай убито.
Над их головами в ветвях послышался шорох, серебристый смех. В темной листве блеснула девичья голая нога, мелькнуло смеющееся личико с озорными глазами. На невров посыпались спелые орехи — крупные, наполненные ядреным зерном. В сторонке высунулось другое девичье личико, а когда невры не сдвинулись, выступило из листвы до пояса, показав крепкую девичью грудь, длинные светлые волосы. Широко расставленные глаза смеялись. Мавка показала неврам язык, в кустах раздались смешки, похожие на звон крохотных серебряных колокольчиков.
— Здесь вирый, — сказал Мрак, вздохнув. — Здесь нас уже приняли.
— Нас любят, — согласился Таргитай.
Сидели молча, смотрели на резвящихся мавок. Голенькие девчушки с распущенными волосами начали выскакивать на поляну. Самые отважные осмеливались пробежать перед страшными неврами на расстоянии вытянутой руки.
— Остаемся? — спросил Мрак полуутвердительно.
— Остаемся, — ответил Таргитай.
Одна русалка сидела в обнимку с лешим, страшным и чешуйчатым, другие качались на ветвях. Одна сорвалась, камнем полетела вниз, но у самой земли расправила серебристые крылья, пронеслась через поляну, задевая вершинки травы, вломилась в куст, где что-то закричало испуганно-восторженно.
На поляну выскакивали крохотные человечки в вязаных колпачках с бубенчиками на кончиках. Из ночи появились такие же крохотные незнакомцы с прозрачными крылышками. Донеслась тихая волшебная музыка, сперва едва слышная, затем все громче и громче. Мрак толкнул Таргитая, указал на музыкантов, что сели на ветвях вокруг поляны. Жуки, кузнечики, бабочки, человечки с крылышками стрекоз и бабочек, странные существа из блестящей паутины…
