Дерево, Прадуб, больше всего и походило на дуб, выросший на просторе. Как ветви, так и ствол вовсе не тянулись свечой к солнцу, а расползлись в стороны вольно и без помех.
В воздухе появился запах свежей зелени. Таргитаю напомнил зеленый борщ, его часто варила мама. Мрак бросил на дудошника острый взгляд.
— Заморился? Уже рукой подать.
Олег возразил рассудительно:
— Верст десять, не меньше.
Мрак посмотрел на одного, другого, оскалил зубы:
— Как ты говоришь, чтобы слабым жить, надо быть умным?
— Да, — ответил Олег озадаченно, — а что?
Мрак захохотал, толкнул коня в бока и поехал вперед. Олег пожал плечами, а Лиска сказала тихонько, косясь на широкую спину:
— Олег, не говори с ним о таком, чего не знаешь. До Дерева еще верст двести!
Таргитай широко ухмыльнулся, словно сам точно знал — до Дерева ровно двести верст и три шага, а глупый волхв не знает таких очевидных вещей — только что из темного Леса вышел, тупой как сапог и темный как три подвала, а ученый — как деревенская ворона на кривом дереве!
Сухая земля гремела под копытами. Степь тянулась ровная как стол. Сухой ковыль наклонился навстречу всадникам, словно от Дерева дул нескончаемый ветер или трава силилась убежать от страшного места.
Лиска держалась в сторонке, искоса рассматривала невров. Ехали огромные как горы, жилистые и грохочущие смехом. Поддевали друг друга часто и порой зло, но теперь она видела, что злая боль терзает всех троих. Страдал даже с виду грубый и бесчувственный Мрак.
Как могли такие люди потерпеть поражение, терзалась она в догадках. А явно чувствуют себя втоптанными в грязь, обесчещенными. От этого страдают больше, чем от ран и тягот пути.
Олег ехал молчаливый, погруженный в тягостные думы. Лицо было желтое, изможденное, словно полжизни провел в застенках. Лиска подъехала ближе, попросила тихонько, косясь на страшных Мрака и Таргитая:
— Ну, побей меня.
Олег вздрогнул, взглянул в ее зарумянившееся лицо.
— С чего вдруг?
— А то ты сам себе перегрызешь горло.
Олег поднял брови, непонимающе оглянулся на Мрака и Таргитая.
— Что, я похож?
— Уже можно хоронить, — заверила она.
Олег торопливо провел ладонью по лицу, будто стряхивал капли крови.
— Ну-ну, как только, так сразу.
— Что? — не поняла Лиска.
— Как только отыщу палку побольше.
Лиска сверкнула глазами, смотрела недоверчиво. Ей показалось, что сумрачный Мрак поглядывает подозрительно в ее сторону, что-то говорит Таргитаю, волчьи глаза оборотня вспыхивают ревнивым огнем. На всякий случай приотстала, начала с безразличным видом шарить глазами по сторонам.
Таргитай вытащил дудочку, но едва песня достигла ушей Олега, он ткнул коня пятками в бока, унесся далеко вперед. Дурацкая забава, подумал Олег сердито. Человек все еще не расстался со звериным миром, в нем зверя больше, чем того существа, которого желал Род, а песни тешат как раз ту часть, что не от человека! Девки заслушиваются, ибо дуры, а Мрак от них прямо светлеет… С Мраком сложнее. Как раз песни Таргитая удержали в людской личине, но и с этим когда-то разберется на досуге. В песнях все же есть волшебство, только иного рода, даже могучий Гольш не сумел обнаружить в дудочке Таргитая чар.
Задумавшись, не заметил, что рядом уже долгое время едет Лиска. Его жеребец потянулся к ее кобылке, попробовал игриво куснуть, споткнулся. Олег вздрогнул:
— Что?.. А?
— Возьми.
Он тупо смотрел то на нее, то на толстую суковатую палку в ее руке. Она несмело улыбнулась:
— Вот… Побей, тебе сразу станет легче.
Олег покачал головой:
— Береза. Твердовата.
Она смотрела непонимающе. Он объяснил серьезным голосом:
— Береза, бук, вяз, граб — тяжелые, ими лупят быков. Ты на быка смахиваешь не очень… Хотя, если сбоку… Ну-ка, повернись… Нет, все равно не тянешь. Для тебя надо помягче: сосновые палки, ольховые, осиновые…
Она кивнула, сказала серьезно:
— Хорошо, поищу. Но я деревьев не видела, в Песках думала, что все они — твердые. Как узнать, какое из них какое?
— Шарахни Таргитая по голове. Если переломится — твердая, если согнется — мягкая.
Она смотрела недоверчиво:
— А если ни то, ни другое?
— Ударь еще. Сильнее.