Меч повернулся в воздухе, рукоять ударила ей между глаз, Каттея упала и полетела бы в пропасть, если бы не зацепилась за большой камень. Рядом воткнулся в землю меч.
Динзиль остановился. Он посмотрел вверх на меня и расхохотался; это был смех, который я слышал от Каттеи, только еще более издевательский и зловещий. Динзиль приветственно поднял руку, словно поздравляя меня с отличной работой.
Я подбежал к Каттее и опустился возле нее на колени, потом взял меч и, подняв Каттею, перенес ее к выступу скалы.
— Увы, герой! — крикнул мне Динзиль. — Ты опоздал!
Он провел рукой по воздуху, и меч выскользнул из моей лапы — сколько я ни старался, я не мог снова поднять его.
— Вот так-то лучше! — снова расхохотался Динзиль.
Он стоял и хохотал вместе с остальными, которые собрались позади него и наблюдали за мной. Конечно, это были не Великие, но те, кто стремился сравняться с ними, и даже колдуньи Эсткарпа предпочли бы не связываться с такой силой.
— Да, ты нашел талисман, — Динзиль бросил взгляд на меч. — Но если бы ты еще и знал, как им пользоваться, тогда тебе повезло бы больше. А теперь…
Не знаю, какую он уготовил мне участь… Но тут позади меня послышался шум осыпающейся земли и камней — ко мне спускалась Орсия. В правой руке, прижатой к груди, она держала рог единорога.
Может быть, с помощью какой-то своей магии ей удалось ненадолго ввести Динзиля в оцепенение — не знаю. Но Орсия была уже рядом со мной, а он все еще стоял на месте. Она вонзила острие рога себе в ладонь, и из раны хлынула кровь. Орсия схватила мою онемевшую лапу и вымазала ее алой кровью, я почувствовал в ладони покалывание возвращающейся жизни и увидел, что отвратительная жабья плоть сходит, и из нее появляются человеческие пальцы. Я схватил меч.
Враг надвигался на нас во всеоружии тайного знания. Словно кузнечный молот против муравья, он обратил против нас с Орсией все силы, которые собирался бросить на Долину. Это был поистине роковой момент. И тогда я решил прибегнуть к крайнему средству.
Вскочив на ноги, заслоняя собой Орсию и тело сестры, я поднял над головой меч, словно приветствуя некоего верховного владыку, и произнес т е слова…
Когда мы заметили врагов, солнце только что село. Сгущающиеся сумерки словно были частью нагнетаемой злой силы. Теперь же внезапной, ослепительно яркой вспышкой засиял день. Я почувствовал, как энергия этого света ударила в меч, прошла по нему сквозь мое тело и снова вырвалась наружу. Я оглох, ослеп. И все-таки услышал ответ — и увидел…
Нет, мне не описать, что я увидел. Это были все темные силы, вынужденные в Эскоре во время древних битв. Как Динзиль всеми средствами стремился найти один из ключей, так я, случайно и от отчаяния, нашел другой.
Я стал каналом для энергии, ответившей на мой призыв, и она прошла через меня. Я стал не человеком, а дверью, открывшей ей путь в наше пространство и время.
Что произошло, я не видел. Но ушла эта энергия так же внезапно, как и явилась. Я лежал, беспомощный, на земле, а в небесах бушевала неслыханной мощи гроза, и только вспышки молний разрывали кромешный мрак. Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, словно все жизненные силы во мне истощились. Я дышал, видел молнии, чувствовал, как по мне хлещет ледяной дождь — и все.
Время от времени я проваливался в небытие, потом снова приходил в себя. Слабо шевелились в голове мысли, а тело было неподвижно. Казалось, прошла целая вечность. Наконец я позвал:
— Орсия!
Она не откликалась, и я продолжал звать — это было единственное, что связывало меня с внешним миром. Я чувствовал, что если перестану звать, то провалюсь в пустоту и уже навсегда останусь там.
— Орсия!
— Кемок… — уловил я мысленный ответ.
Это подействовало на меня как вода на умирающего от жажды. Я попробовал приподняться и обнаружил, что теперь могу шевелиться, хотя лежу засыпанный землей и мелкими камнями. Онемевшее тело начинало чувствовать боль.
— Орсия, где ты?
— Здесь…
Я пополз — едва приподнимаясь, пополз. Затем, пошарив перед собой, нащупал тело, и мою руку сжали перепончатые пальцы. Мы с Орсией придвинулись друг к другу, дождь стихал, молнии ударяли в дальние гряды скал. Гроза уходила. Мы лежали рядом молча, радуясь, что оба уцелели.