Ответный удар последовал незамедлительно. В бой пошла вся "тяжелая артиллерия". Каменев выступил с большой разносной статьей "Ленинизм или троцкизм?". Сталин к статье Каменева добавил "Факты об октябрьском восстании". Журнал "Большевик" в ответе редакции "По поводу статьи тов. Троцкого" припомнил ему все: и что было, и чего не было, не останавливаясь ни перед какими выдумками. Стиль редакционной статьи, как и множества других, характеризуется желанием побольнее уколоть бывшего триумфатора, не заботясь об объективности. "Тов. Троцкий, — говорится в этой статье, — скользит по поверхности, хотя и весьма виртуозно, красиво, даже великолепно, как искусный конькобежец по льду. Только беда в том, что все это одни узоры, далекие от практического существа"[47].
Пока Троцкий ожидал ответа, на Политбюро наметили целую программу дискредитации вождя, взявшегося за исторические изыски. По указанию Секретариата ЦК во всех парторганизациях началась критическая проработка "Уроков Октября". Почти все высшие руководители были обязаны публично осудить Троцкого. За короткое время в печати появились десятки статей. Вал критики нарастал. От спокойного анализа, который вначале еще встречался, дело постепенно доходило до сочинения инсинуаций, наклеивания на Троцкого многочисленных ярлыков, чуть ли не в бранной форме. Публичные устные и письменные "ответы" Троцкому, с которыми выступали Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Сокольников, Крупская, Молотов, Бубнов, Андреев, Квиринг, Куусинен, Коларов и некоторые другие, были помещены в специальном большом сборнике "За ленинизм". Было немало статей, авторы которых утверждали диаметрально противоположное тому, что они писали и говорили до 1924 года, когда Троцкий был в силе.
Вначале он нервно читал, сидя на веранде, ежедневные большие порции поношений, которыми была полна печать, но затем бросил это занятие: болело сердце, появились сильные головные боли, было скверно на душе. Троцкий не ожидал такого мощного, организованного натиска. Наталья Ивановна успокаивала, как могла, тянула на прогулки, читала письма сыновей, пыталась разговорами увести от мрачных мыслей. Позже она вспоминала: "Приступ болезни Л.Д. совпадает с чудовищной травлей против него, которая переживалась нами, как жесточайшая болезнь. Страницы "Правды" казались огромными, бесконечными, каждая строчка газеты, каждая буква ее лгала. Л.Д. молчал. Но чего стоило ему это молчание! Друзья навещали его в продолжение дня, а иногда и ночи… Он сильно похудел и побледнел. В семье нашей мы избегали разговоров на тему о травле, но ни о чем другом тоже не могли говорить"[48].
Пресса пыталась убедить читателей: если политик "замазан" меньшевизмом, то его не отмоешь. Все уже давно забыли, что меньшевики — это либеральное крыло русской социал-демократии, пытавшееся путем реформ изменить облик России, приобщить ее к достижениям мировой цивилизации, и прежде всего — демократии. Никто еще, конечно, не мог знать, что в вердикте истории меньшевики будут выглядеть гораздо достойнее, чем их жестокие оппоненты. Слово "меньшевик" тогда еще не означало "шпион", но "лазутчик" — это точно… Сермукс стал давать почту Троцкому выборочно, а сам делал вырезки из газет с "отповедями" отступнику, пополняя ими архив революционера. Вырезки сохранились в фонде документов Л.Д.Троцкого. Вот лишь несколько из них:
"Решение общего собрания организации РКП на фабрике имени Бебеля. Сообщить ЦК партии решительный протест против антибольшевистского выступления Троцкого и попыток ревизии основ ленинизма".
"Резолюция пленума Центрального района. Присутствовало 257 человек. Принята единогласно, при одном воздержавшемся. Просить губком через ЦК партии и ЦКК призвать т. Троцкого к порядку как члена ЦК и члена партии. Мы считаем, что за такие выступления нужно не останавливаться перед применением строжайшей меры партийного взыскания".
"Резолюция партийной организации фабрики имени Халтурина. Через райком мы требуем ЦК заставить Троцкого выполнить решение XIII партсъезда и V конгресса Коминтерна. Если этого Троцкий еще не понял, пусть лучше уходит из нашей партии".
